Я сделал шаг. Взгляд женщины метнулся в мою сторону. Без сомнения, он принадлежал самому кровожадному монстру-удильщику по обе стороны озера.

– Ариадна… Что происходит?

– Девушка из галереи была здесь вчера утром. Она забрала эту искру до того, как мы повезли вторую к Обержину.

– И… – Я снова шагнул. – Что это значит?

Конечно, я знал, знал, черт возьми, но не мог озвучить первым.

– Кто-то был осведомлен не только о том, что мы везем Обержину. Он также знал, что вторая искра все время была здесь.

Бронзовая женщина вновь опустилась на софу.

– Стефан был умен. Но это не делало его сивиллой. Догадался он – мог кто угодно, зная суть моего узилища.

Она раскинулась по дивану, и бронзового стало больше бордового. Я смотрел на это, но не видел, перебирая про себя, как четки, Ариаднины слова.

Вчера утром.

Минотавр вызвал нас где-то в два дня.

До того, как мы повезли.

Он говорил что-то о резкой смене планов.

– А книга? – спросила Ариадна. – Которая лежала в мешке под янтарем. О ней никто не знал. Даже Стефан.

Лицо бронзовой женщины застыло. Энтропы редко удивлялись, ведь для тех, кто умел считать вероятности, видя будущее калейдоскопом разновесных событий, в жизни было не много неожиданностей. Однако здесь, вдруг вспомнил я, атрибуты никто не мог найти. Они как будто были вне системы. А значит, и система с ее массивами, маркерами и связями, из которых энтропы ваяли свои матрицы, возможно, тоже была недоступна для монстра-удильщика. О…

Бронзовая женщина взаправду была удивлена.

– Книга там, да… – Она повела рукой в сторону: – Где ты ее поставила.

Ариадна перевела на меня взгляд и сказала:

– Не верь ей.

Я машинально кивнул. Бронзовая женщина фыркнула. И когда Ариадна исчезла из виду, за шкафами и ширмами, где-то на горизонте огромных картин, мы тут же поглядели друг на друга.

– Боишься меня, лучиночка? – спросила она наконец.

– Пока нет, – ответил я. – Я еще не знаю, кто вы.

Бронзовая женщина повернулась в профиль. Такой она легко представлялась на барельефе месопотамского храма.

– Зови меня Нимау. На эту встречу. У меня много мусорных имен.

– Вы ведь… энтроп?

Нимау фыркнула.

– Серьезные обещания требовали серьезного словца, не так ли? То мы боги, теперь энтропы с синтропами… То сивиллы, теперь лапласы… То архонты, ваяющие пантеоны, определяющие судьбы городов и государств, – а теперь что? Члены наблюдательных советов «Палладиум Эс-Эйт»? Вы продолжаете придумывать нам имена. Но с каждой эрой они все уродливее.

Она поглядела на меня вкось. Я целомудренно воздержался от комментариев.

– Нам стоило дожать вас, когда был шанс. Потушить не пожар, но изгнать само пламя. Мы сильнее, величественнее и могли уничтожить вас даже малым обозом, но вместо этого архонты расписали перья под обещаниями, которых не давало большинство, – Нимау приоскалилась. – Нет, лучиночка. Я не энтроп. Я – хаос. Один из первородных. А энтропами пусть величают себя измельчавшие белоручки, которым запрещено лишний раз чихнуть на вас.

Я пропустил мимо ушей это вас, сказал только:

– Что ж… Да. Теперь боюсь.

И это было правдой.

Синтропы с энтропами не убивали себе подобных. Они в упор не видели этого решения, что в мифах, бывало, выглядело как вид бессмертия. А бессмертие, говорил Минотавр, даже мнимое, имело иной запас прочности. Оно требовало изобретательности. Оно провоцировало жесткость. Любой проблеск надежды на то, что синтропы с энтропами не убивают своих по причине великодушия, исчезал, стоило припомнить многообразие альтернативных участей. Варка. Жарка. Многовековые заточения. Ежедневно выедаемая печень. Так что, прежде чем застрять в хранилище Дедала, в окружении враждебного микробиома синтропа, бронзовая женщина могла сделать все что угодно. Вообще – все. В описании внечеловеческих противостояний мифы были весьма кровожадны.

Я сунулся во внутренний карман куртки и нащупал бутылку воды. Оглядевшись, выбрал простой пластиковый стул у садового фонаря. Сесть, попить. Потом поесть. Осмотреть местные достопримечательности. Все это время Нимау не сводила с меня взгляда. Он не был любопытным, тем более благосклонным. Она примерялась. Присматривалась. Наконец сказала – без особого восторга:

– Если будешь знать мое имя, лучиночка, то сможешь позвать меня везде, где захочешь. Я помогу тебе. Что бы ты ни попросил. Чтобы ты звал меня и дальше.