Бесполезные, нереальные мысли.

Позволь мне стать твоим убежищем, Фэрроу Баллантайн.

Позволь мне искупить тебя, как ты искупила меня.

Я взял ее руку в свою и крепко сжал.

— Что сделала Вера?

— Устроила грандиозную сцену, конечно же. Она вырвала меня прямо из гроба на землю. Ее родственникам пришлось отскребать ее от меня. Потом она начала кричать на меня. Что я не имела права там появляться. Что меня туда не приглашали.

На губах Фэрроу заиграла небольшая ухмылка.

— Я ответила, как всегда. Так я и оказалась на другом конце света. Ей надоели мои "непокорные" выходки. Я всегда не позволяла Вере, Регине и Табби издеваться надо мной.

Лента гордости обвилась вокруг моей груди. Раньше меня раздражало, что Фэрроу отказывалась терпеть дерьмо, особенно от меня. Но я стал с нетерпением ждать ее нахальства и стремился к нему каждый день.

Ты в полном дерьме.

Словно услышав мои мысли, Фэрроу вздохнула.

— Табби визжала так громко, что у меня лопнули барабанные перепонки. «Но как она вообще сюда попала, мама?» А Регина отказалась от выступления. «Ты же сказала, что опустошила ее банковский счет». Ее слышало достаточно людей, чтобы толпа задыхалась.

— И что же произошло?

— Вера оттащила меня за дерево и сказала, что поговорила с мамой Лауры. Что она призналась во взятке. Должно быть, они упустили это из виду, потому что считали ее моей фактической матерью. Они точно не думали, что Вера побежит с этой информацией в Олимпийский комитет.

— А что было потом?

— Они оштрафовали меня. В одночасье моя репутация среди чиновников развалилась на куски. Команда США исключила меня из отборочных соревнований. Единственная причина, по которой ситуация не обострилась, — это Андраш. Все его почитают.

— Он никогда не выигрывал медалей. — Я провел рукой по челюсти, вспоминая досье, которое я читал на него. — У нас никогда не было фехтовальщика, который выиграл бы олимпийское золото.

— Он грубоват. У него характер, как у пробки. Только мне удается держаться с ним. Впрочем, это неважно. В сообществе ходит городская легенда, что для медали достаточно провести с ним одно занятие. Это правда. Последние четыре медалистки среди женщин тренировались с Андрашем. Они просто не брали его в качестве тренера, потому что он яростный засранец.

— А Вера? Она просто согласилась с тем, чтобы все было под шумок?

— Вера согласилась не бегать в прессу, если я останусь в своей полосе и сделаю всю ее грязную работу.

Остальные части головоломки встали на свои места.

Почему Фэрроу стала Золушкой 2.0.

Почему она все еще занималась фехтованием, надеясь принять участие в Олимпийских играх.

И почему она провела утро в слезах, когда ее шанс был официально упущен.

— Я никогда не смогу заниматься этим профессионально. — Фэр покачала головой, вскочила на ноги и подошла к окну. — Этой мечты больше нет. Она мертва. Как и мой отец.

— Почему Вера слила его?

Фэр обняла себя за плечи, глядя на розовые кусты.

— Вера узнала, что у меня есть частный детектив и стадо адвокатов, которые рыщут вокруг. Она нашла Тома, который рылся в ее мусоре посреди ночи.

Ублюдок.

— Откуда ты знаешь?

— Она написала мне сообщение.

Чувство вины пронзило меня.

Я привел Тома в ее жизнь. Я убил ее мечту о фехтовании.

Плечи Фэрроу поникли, и она крепче обняла себя.

— Я даже не уверена, что Андраш продолжит со мной работать. Я была его шансом на олимпийское золото.

— Он уже связался с тобой?

Я взял ее телефон, пролистывая неприятные статьи. У этой истории были ноги, она набирала обороты по мере того, как мы разговаривали. О ней писали во всех новостных изданиях. Она была в тренде на всех платформах социальных сетей.

Не было ни единого шанса, что Андраш не видел этого. Если только он не взял длительный отпуск на Марсе.

Осьми покачала головой и повернулась ко мне лицом. По ее щекам текли настоящие слезы.

Ярость кипела в моих пятках, накаляя меня с ног до головы.

— Фэрроу, перестань плакать, — прорычал я.

Приказ размазался по стенам, как липкая смола.

Я не привык к такому. К… чувствам.

А с Фэрроу я чувствовал.

Все время, черт возьми.

Как ужасно неудобно. Я ненавидел это.

К моему ужасу, рыдания Фэр становились все громче.

Ее вопли впивались когтями в мою грудь, разрывая плоть в клочья.

— Ты не понимаешь. — Она упала на колени, наклонив голову, чтобы я не мог видеть ее лица. — Всю жизнь у меня не было ничего особенного. Ни семьи. Ни дома. У меня была одна вещь — мечта. Цель. Олимпийская трасса.