Ее тело вибрировало от рыданий.

— Я посвятила все свое существо этому моменту. Я мечтала об этом каждую ночь. Желала его каждое утро. Прочитала все книги, изучила все техники… — Она обхватила руками колени, уткнувшись в них лицом. — Без этой цели я больше не знаю, кто я.

Я подошел к ней и тоже опустился на ковер, обняв ее за плечи. Я даже не заметил, что теперь легко прикасаюсь к ней. Что я позволил ей лечь ко мне на колени — не для того, чтобы помочь себе, а чтобы помочь ей.

И мне захотелось прикасаться к ней снова. Часто.

— Послушай меня, Фэрроу. — Я подтолкнул ее подбородок кончиком пальца. — Фехтование — лишь один из многих слоев в тебе. Ты не сводишься к одной мечте. Ты боец. Бизнесвумен. Дочь. Моралист.

Ее глаза прижались ко мне, блестя от слез, как два отполированных сапфира.

Я закатил глаза.

— В какой-то степени приличный игрок в Го.

Она фыркнула, на ее губах заиграла крошечная ухмылка.

— Фехтование никогда не определяло тебя, Осьми. — Я смахнул слезы большим пальцем. — Оно дало тебе дом, когда ты в нем нуждалась.

Но теперь у тебя его нет.

У тебя есть мой.

Господи. Откуда это взялось?

Я прогнал эту мысль, как только она появилась, и схватил Фэрроу за плечи.

— Ты больше не беспомощный ребенок. Ты способная. Компетентна. Умопомрачительно умна. Скоро ты уничтожишь Веру. И она это знает. Сдать тебя прессе? Это проявление слабости. Она первая моргнула, Осьми.

Фэрроу упала на спину, схватившись за живот. Я нахмурился, гадая, что в моих словах показалось ей смешным.

Произошло нечто странное. Воздух из вентиляционного отверстия пощекотал мне ухо, и по шее пробежал холодок.

Это было… холодно?

Я не чувствовал холода уже много лет.

Я вообще ничего не чувствовал много лет. Это ощущение холода в то время, как Фэрроу испытывает все эмоции под солнцем, казалось мне кульминацией моего существования.

Фэрроу начала икать, но смогла остановиться на секунду, чтобы сказать:

— Кто бы мог подумать, что именно ты будешь выступать с ободряющей речью? — Она вцепилась в свою толстовку, ее плечи тряслись. — Серьезно, я уже несколько часов жду, когда Ари проснется.

Я поджал губы, не обращая внимания.

Но она все равно не могла перестать смеяться.

Я направился к двери, не торопясь, давая ей возможность остановить меня.

Она так и сделала.

— Подожди. — Снова хихиканье. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты можешь быть настоящим джентльменом, когда захочешь?

— Боже, нет. — Я повернулся, подняв на нее бровь. — И не говори остальным. Это больше не повторится.

— Зак?

— Да, Осьми?

— Расскажи мне что-нибудь интересное об осьминоге.

Мне не пришлось долго думать. Я хранил эти забавные факты в своем мозгу специально для нее, потому что знал, что ей они нравятся.

— Осьминоги — настолько умные, мозговитые существа, что, лишенные умственной стимуляции, они настолько расстраиваются, что прибегают к аутофагии и поедают свои собственные придатки.

Она моргнула и уставилась на меня, наклонив голову.

— Я спрошу еще раз — не могла бы я быть котенком?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты эффектная, умная и не такая, как все. Не клише.

Она поджала нижнюю губу, по щекам пополз восхитительный розовый цвет. Ее дыхание стало тяжелее.

Мы вступали на путь, который должен был закончиться полным разрушением.

— Зак? — снова спросила она.

— Да, Осьми? — ответил я.

— Что будет дальше?

— Для моего следующего поступка… — Я схватил ее за руку и помог подняться. — Я сожгу весь мир ради тебя.

ЗАК

Я нарушил протокол.

Протокол? Не вступать в контакт с людьми без крайней необходимости.

Достаточно просто.

И все же я обнаружил, что загнал Веру Баллантайн в угол в темном переулке, как мафиози в клише.

Я сказал себе, что она практически пригласила меня, поскольку выложила себя в сеть. Селфи с географическими метками, размещенные в трех разных социальных сетях, и резервные столики на имя каждой из ее непутевых дочерей.

Они решили поужинать в одном из этих ужасных ресторанов с путаницей жанров, которые сумели убедить влиятельных людей, что их еда не отстой. Такие, где под одной крышей подают суши, пад-тай и фо.