Шрифт:
Я думал, знает ли он про женщину в красном? Но Калинин был слишком матёрым следаком, чтобы продемонстрировать мимикой или жестами, то что он знает.
— Так вот, Бодров, по этапе идти — тебе. И тебе же лямку тянуть. Дружки твои тоже пойдут, но они на улице были в момент убийства. Это свидетели подтверждают. Они легко отделаются. Может даже условкой. Так что думай, Бодров, еще не поздно чистосердечно признаться и раскаяться.
Ответственность нести и наказание отбывать тебе придется в любом случае. Поблажек я тебе не обещаю, но похлопочу перед судом, чтобы высшую меру наказания к тебе не применяли. Все таки молод ты еще. А что касается твоей совести, то плевать мне на нее, хоть и говоришь, что она у тебя чиста.
Родион Раскольников тоже так думал. Поначалу. А потом страдал. Время пострадать и очиститься у тебя будет ох как много. Ты парень неглупый, вижу хороший, вон про презумпцию рассуждаешь. Для меня ты просто заблудшая овца. Когда отъедешь на зону в лагеря, то увидишь какому контингенту та самая презумпция предоставлена. Реальным ворам, убийцам, душегубам, не заслуживающим прощения.
Поймешь, что я прав во всем. Так, что даю тебе время побыть в камере и подумать хорошенько. Лучше, если ты решишь сразу мне про Ветрова тоже рассказать. На сегодня всё, свободен. Дежурный!
Загремели замки, дверь распахнулась и в комнату вошел всё тот же, худощавый милиционер.
Калинин подписал бумаги о заключении под стражу и передал дежурному.
— Уведите.
На душе не было спокойно. Сложно сдерживаться и демонстрировать непроницаемое спокойствие, если человек понимает, что все предъявленные обвинения несправедливы и беспочвенны, а доказать пока ничего не может.
В душе бушевал огонь. Я чувствовал, что я назначен виновным и дальше будет только хуже.
Следователь собирался повесить на меня кучу нераскрытых дел, которые можно хоть каким-то боком ко мне прилепить, с тем, чтобы потом, я согласился на «меньшее зло». Это было очевидно. Он собирался посадить меня. Но духа не терял
Мне нужно непременно каким-то образом доказать свою невиновность и невиновность своих друзей.
Но как? Из следственного изолятора куда меня сейчас повезут сделать это очень сложно.
На этот раз по какой-то неизвестной мне причине меня конвоировал один милиционер.
Мы шли по пустынному коридору ведущему к выходу из здания.
И вдруг, я увидел, как навстречу нас еще двое милиционеров вели, точнее скорее тащили брыкающуюся, извивающуюся, истерящуюю фигуру.
Какой-то знакомый мужской голос. Он грязно матерился, угрожал убить милиционеров и их родню
Я его не сразу узнал. Но проходя мимо, я разглядел его лицо. Это был Шельма. Мы встретились глазами. Его налитые кровью глазные яблоки с черными зрачками задержались на мне. Он узнал меня и перестал истерить на секунду.
Это обстоятельство как-то расслабило конвоиров и в следующее мгновение один из них закричал от боли:
— Ах ты, сука! Да я тебя размажу по стенке! А-а-а-а!
Шельма умудрился извернуться и укусить того в плечо.
Он повис на милиционере со сжатыми челюстями. Второй тщетно пытался оттащить Шельму, но он отбивался. Это было не так просто сделать.
Сопровождающий меня третий сотрудник милиции приказал мне остановиться.
— Ну-ка Бодров, постой!
Укушенный милиционер продолжал дико кричать. Вся эта ситуация была так неожиданна для конвоиров, что тот, кто сопровождал меня, сунул мне в руки папку с документами.
— Стой здесь, ни шагу отсюда, понял?
Последние слова он говорил не глядя на меня, бросившись на помощь своим товарищам.
Случай предоставляет такой шанс единожды в жизни.
Я посмотрел на выход, потом на Шельму и троих милиционеров, пытающихся справиться с бандитом. Им было не до меня.
Никому из них нет до меня совершенно никакого дела.
Между мной и выходом из отделения милиции отсутствовали какие либо препятствия…
Для любителей боярки:
Глава 25
Я посмотрел на выход, потом на Шельму и троих милиционеров, пытающихся справиться с бандитом. Им было не до меня.
Никому из них нет до меня совершенно никакого дела. Между мной и выходом из отделения милиции отсутствовали какие либо препятствия.
Я больше не думал, а просто направился к выходу, стараясь идти как можно тише и незаметнее. Моя свобода в моих руках
Мне это удалось. Никто меня не хватился и не погнался за мной. По крайней мере тогда, когда милиционеры пытались вязать Шельму, я смог спокойно уйти.
Выйдя на улицу, я направился к остановке автобуса, куда на мое счастье он тут же приехал.
Домой нельзя, к друзьям тоже, так же как и на работу. Сейчас у меня оставалось три возможности: уехать из города, перекантоваться какое-то время в фотолаборатории, которую все считают закрытой зимой. Или обратиться за помощью к Анатолию.