— Спутник, — тихо сказала Натка.

— Где? — вскочила Шурка. Она никогда не видела летящих спутников. Когда-то, говорят, объясняли по радио, чтобы люди смотрели. Тогда она была маленькой. А теперь про спутники пишут в газетах и говорят по радио совсем мало.

— Сейчас к полярной подлетит.

— Вижу! — вскрикнула Шурка.

Спутник не летел, яркой звездой шагал по широкому темному небу. Каждый шаг его отмечался едва заметным затуханием. Вспыхнет и снова погаснет. Вспыхнет и погаснет.

Спутник уже скрылся из виду, а Шурка все стояла на коленях, глядела на звезды.

— Ложись, — сказала Натка.

Укладываясь, Шурка спросила:

— Ты видела космонавтов?

— Видела. Титова. На Мамаевом кургане.

— Счастливая ты, Натка, — по-маминому позавидовала Шура. — А я только в кино их видала.

— Вот поедешь к Лиде — и ты многое увидишь, — успокоила ее старшая сестра. — Спи.

— Не хочется… Ты мне дашь из твоего ружья стрельнуть? — неожиданно перевела разговор Шурка.

— Как научишься плавать под водой — тогда.

— Ладно, — согласилась Шурка, и опять неожиданно:

— Нат, давай будем все лето вместе.

— Давай.

— Чтоб все дела без мальчишек.

— И на черта охотиться без мальчишек?

— Все сами.

— А не струсишь?

— Нет.

— Я согласна. Спи.

Проснулись девчонки очень рано. Разбудил их горластый петух Граммофон. Натка с непривычки даже испугалась, когда он загорланил в своем курятнике. А Шурка повернулась на другой бок и снова засопела. К Натке сон больше не приходил, ей стало скучно лежать, и она растолкала сестру.

— Надо Степке наловить кузнечиков, — вспомнила она про своего скворца.

— Пойдем сейчас, пока роса, — предложила Шурка. — Они по росе плохо прыгают. А где Степка?

— Клетка висит над бабушкиной кроватью. Возьмем ее, если бабушка не спит.

Шурка спустилась со стога по лестнице. Зябко ступая босыми ногами по мокрой от росы лебеде, зашла в палисадник и приткнулась одним глазом к щели в закрытых на ночь ставнях… Оторвалась, выскочила из палисадника и, сдерживая смех, побежала к стогу.

— Натка, — громким шепотом позвала сестру. — Скорей! Погляди на чудеса в решете.

Натка зашуршала сеном, подняла голову.

— На что поглядеть?

Шурка, таинственно махая рукой, звала ее спуститься вниз… Заглянув через щель в комнату, Натка задрожала от смеха. Бабушка Домашка, нарядившись в ласты и в маску, в длинной ночной рубашке выхаживала перед большим зеркалом и смеялась. Сидевший в клетке скворец внимательно разглядывал бабушку, а когда она близко подошла к нему, сказал:

— Здравствуй.

Бабушка испуганно повернулась. Никого. Подумав, что это ей показалось, снова прошлась перед зеркалом, выделывая ногами кренделя.

— Как поживаешь? — спросил скворец.

И тут бабушка, громко шлепая ластами, выскочила в сени и там, загремев ведрами, упала. Внучки побежали в сени, помогли ей подняться.

— Господи. Это вы, значит? — успокоившись, спросила она. — Вот шутоломные.

Девчонки сели на пол со смеху.

— Это не мы.

— Как же, я слыхала.

— Это Степка наш.

— Степка. Что еще за Степка?

— Ну, скворец, — объяснила Шурка и вынесла клетку.

— Здравствуй, — сказала Натка, ткнувшись носом в клетку.

Скворец спросил:

— Как поживаешь?

— Господи, — всплеснула руками бабушка. — Говорит ведь! Что ж вы мне ничего не сказали? А вдруг ночью бы это «здравствуй — пожалуйста». Я одна в хате… Разрыв сердца — и было бы вам «как поживаешь».

Бабушка Домашка сбросила с ног ласты, сняла маску, спросила:

— Вы мне дадите их на денек? Меня Селезневы на свадьбу пригласили. Лиза выходит замуж. Наряжаться там будут… Я бы сплясала в этих туфлях…

— Дадим, — согласились внучки и унесли Степку завтракать.

КОНФЕТЫ «ВАСИЛЬКИ»

К вечеру приехала с сенокоса мама. Обветренная, загоревшая, она была похожа на цыганку. Только синие глаза были ее, мамины. Натка прижалась к ней.

— Мама, я по тебе наскучала.