И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

«In vino veritas!» кричат

…

В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне.

Ты право, пьяное чудовище,

Я знаю: истина в вине!

Александр Блок

Михаил ввалился внутрь, упал на деревянную скамью и громко потребовал:

— Две пинты!

В глубине небольшого помещения, в тёмном углу, сидели двое мужчин. Через стол от них храпел, уронив голову на стол, молодой краснолицый человек.

— Что это с ним? — шёпотом спросил один мужчина другого.

— Скоро отойдёт. Сейчас с ним лучше не разговаривать, — ответил второй.

Низкий человечек в потрёпанном фраке, явно не с плеча, подал Михаилу большую кружку. Михаил выпил пиво до дна, вытер рот и направился к мужчинам.

— Я сяду, — сказал Михаил и, не дожидаясь ответа, приземлился на скамью. — Как живётся?

— Да так… — один из мужчин отодвинулся от Михаила, пристально смотря за его действиями.

— А меня вот с работы уволили, — проговорил Михаил и вздохнул.

Он хотел сказать что-то ещё, но тут внутрь зашёл ещё один человек и сел за стол.

— Вася! — воскликнул Михаил и подсел к мужчине. — Сколько лет, сколько зим!

Васе было явно неудобно сидеть рядом с напившимся Михаилом. Он попросил бокал белого сухого.

— Что это ты сегодня так рано? — Вася подозрительно прищурился.

— Да меня с работы уволили… — Михаил почесал затылок.

Некоторое время Михаил говорил с Васей, а потом в помещение зашёл ещё один посетитель.

…

Спустя три часа внутри всё было совсем по-другому: десяток маленьких столов сдвинули вместе. За этим длинным столом собралось человек тридцать. Каждый держал в руках бутылку или кружку. Многие курили сигареты, положив ноги на стол. Некоторые храпели, подперев голову рукой, иные и вовсе лежали на полу.

Люди шумели, кричали, спорили… Содержатель заведения бегал от стойки к столу. На него то и дело сыпались ругательства, но он исполнял все поручения. Ведь и для него будет выгода…

…

— тут она и говорит: «Катился бы ты отсюда куда подальше!» Вот я и ушёл! — сказал Михаил, потрясая кружкой в подтверждение своих слов.

Зал взорвался недружным смехом, представлявшим собой жуткую смесь хохота гиены, воя шакала и хриплого лая собаки.

В это время из маленького чулана в зал вошёл содержатель заведения. В тот же миг рядом с ним о стену разбилась бутылка. Содержатель ойкнул и закрылся в чулане.

…

На улице давно наступила ночь; ночная стражница освещала обманным призрачным светом улицы города. А в трактире, в котором собрались все обездоленные, прокутившие и промотавшиеся, не было счёта времени. Люди пировали, опускаясь всё ниже и глубже.

На дно.

* * *

…На берегу у самой воды стоишь,

Брызги, как поцелуи, ловя лицом.

Море глотать не хочет один голыш,

Ну, а тебе что за дело, в конце концов?

Нам ли в расклад этот тайный, пасьянс глухой

Лезть, исправляя порядок заветных дел?

Но, осторожно погладив голыш рукой,

Будто случайно сдвигаешь его к воде.

Может быть, план Вселенной сейчас задев

Или нарушив движенье незримых сил,

Ты на себя навлекаешь священный гнев —

Ради того, чтобы камень дышал и пил.

Константин Рубинский

Его звали Игнат Трофимыч. С утра до вечера он сидел у деревянного ларька, грубо сколоченного из дубовых досок. К верхней доске была прибита табличка, на которой чернела крупная надпись: «Продаётся вдохновение».

Бывало, идёт человек по улице, и вдруг его окликает Игнат Трофимыч: «Не желаете ли вдохновения?» Серьёзно так говорит, а у самого в глазах пляшут весёлые искры. Человек подходил к нему, а Игнат Трофимыч доставал на прилавок несколько шкатулок.