Шрифт:
– Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша.
– Шифер едет с крыши вон!
– Ну, а мне пора в Дурдом!
Видимо, «жидкость» в голове закипела, как антифриз в перегретом радиаторе автомобиля.
Взгляд через плечо, через силу, сфокусироваться не удалось. Периферийным зрением отмечаю, что бежим кучно, отстающих бойцов нет.
Отлично – потому что зачет результата по последнему бойцу.
Сзади бегут сержанты, они, как и офицер, бегут налегке. Будешь отставать, получишь от сержантов кирзачом по пятой точке «волшебного пендаля», придающего бойцу на короткое время турбо-ускорение, после которого у солдата открывается второе дыхание, и он бежит вперед с такой скоростью, что пятки в жопу втыкаются.
Хорошо, что в нашем взводе дохляков нет, и не приходится тащить на себе «раненых».
Во втором взводе одного «раненого» дотаскали на себе до того, что чуть в «двухсотые» не перевели. Теперь сзади всегда бегут сержанты и контролируют ситуацию.
Вдруг сзади раздается то ли хрип, то ли крик: «Чья лопатка!»
Хлопаю себя по ремню, и по спине стекает холодная струйка пота.
В мозгах зажигается красная лампочка, в висках начинает пульсировать кровь.
Перед глазами загорается бегущая строка: «С_у_к_а! П_р_о_е_б_а_л! К_а_к – т_а_к.
Что говорил прапорщик Жуков: «Солдаты, в армии нет слова потерял или украли, есть только слово – П_р_о_е_б_а_л!»
Останавливаюсь и оборачиваюсь через левое плечо. Мимо пробегают бойцы, открытыми ртами жадно хватая горячий пыльный воздух, словно рыбы, выброшенные на берег.
И вдруг навстречу мне бежит Шурик Григорьев, свой пацан – «Земеля», откуда-то с района, а в руках у него моя пехотная лопатка.
Хриплю пересохшими губами: «Спасибо, Братка!»
Хватаю лопатку, разворачиваюсь и догоняю свою шеренгу. Занимаю свое место в строю, пытаюсь отдышаться и войти в общий ритм.
Столько лет прошло после армии, а я до сих пор помню этот случай, и до сих пор испытываю благодарность Шурику Григорьеву за то, что он тогда поднял мою пехотную лопатку.
Во взводе его звали Гриша, сокращение от фамилии Григорьев. Внешне он был очень похож на старшину из советского фильма «А зори здесь тихие», но только намного моложе.
А вот говор у него был точь в точь, как у старшины Васкова из этого фильма.
Был он немногословным, по-деревенски простым и добродушным парнем. Коренастый, невысокого роста, и потому во время марш-броска он всегда бежал в последней шеренге нашего взвода, которой частенько доставалось от сержантов, бегущих в арьергарде.
Когда добегаем до стрельбища (стрелкового полигона), хочется только одного.
– УПАСТЬ и УМЕРЕТЬ!
Впереди стрельбы на полигоне и обратный марш-бросок. Через какое-то время, придя в себя и отдышавшись, осматриваю пехотную лопатку, ну так и есть, шлевки на брезентовом чехле болтаются, видимо, за зиму нитки сгнили, а значит, обратно мне бежать с малой пехотной лопаткой в руках.
Бегали на учебке не просто много, а очень много. Как в песне, поется «По диким степям Забайкалья», про которую говорят, что известно больше пяти вариантов стихов к этой народной песне.
Самыми выматывающими были марш-броски по пересеченной местности, в «Долине смерти», со штурмом встречающихся на пути сопок и курганов.
Бежим строем, жара за сорок, горячий воздух волнуется и колеблется на горизонте, байкальский ковыль шелком стелется по степи, зеленым ковром покрывая сопки.
Звучит команда Старшины.
– Сопка справа!
Рассредоточиться
– Цепью в атаку!
– Марш!
Взвод набегу из двух колонн рассыпается в цепь, мы, перехватив автоматы на изготовку и с криком «Ура!», штурмуем очередную сопку.
А сзади сердитые выкрики добрейшего старшины нашего взвода.
– Шире цепь!
– Ши-и-ре-е!
– Что бля за колхозное стадо?
– Еще шире-е!
– Вашу Машу – в простоквашу!
– Вы в атаку бежите или на водопой?
– Дистанция 6-8 метров!
А впереди еще десяток таких сопок.
Штурмуя эти сопки, мы часто находили старые гильзы времен гражданской войны.
Глава 9
Ваше благородие, госпожа чужбина. Жарко обнимала ты, да только не любила. В ласковые сети, постой, не лови…
Булат Окуджава – «Ваше благородие, госпожа удача»
Где-то в этих степях 1917 воевали против Советской власти Атаман Семенов и барон Унгерн, которых большевики считали самой страшной угрозой для революции.
Штурмуем мы эти сопки, а возможно, под одной из них лежит золотой клад Атамана Семенова, который закопан в Даурской степи в 1920 году.
Две тысячи пудов золота, монетой 550 ящиков и в слитках: 243 «Петроградского международного коммерческого банка»; 338 слитков «Русско-Азиатского банка»; 329 слитков частных аффинеров, плюс к тому 17 пакетов так называемых вырубок от слитков частных банков. Версий, где находится клад, много, в одной из них утверждается, что место для клада было выбрано таким образом, что от него хорошо просматривался «вал Чингисхана», который полукругом уходит из Даурской степи в Монголию. Вторым ориентиром служила пятиглавая сопка «Тавын-Тологой», расположенная левее «Вала Чингисхана».