– Тебе откуда знать? – злилась я. Нужно было утешать Ирку, но меня охватила обида. Со своей колокольни мне вообще казалось, что избавиться от душного Вадика – это несомненный хеппи-энд и облегчение. В большую любовь Вадика к Ирке я не верила.

– Ты ж ни с кем даже не встречалась!

– Любить можно по-разному, и терять тоже, – сухо отозвалась я, поднимаясь с кровати. – Зайду позже, когда ты немного придешь в себя.

Ирка не ответила. Она снова отвернулась к окну и крепче вцепилась в подушку.

В коридоре меня уже поджидал Данька.

– Ну как она? – обеспокоенно спросил друг.

– Твоя сестра – упрямая ослица! – сердито отозвалась я, направляясь к двери. – Поговори с ней все-таки по поводу лагеря. Она теперь отказывается ехать. Мы же с тобой знаем Ирку, она в четырех стенах без общения с ума сойдет. А там я ее отвлеку.

– А ты не можешь остаться в городе? – спросил Даня.

Я вспомнила про командировку отца и его слова о том, что Катерина присмотрит за мной во время его отсутствия. Больше всего в жизни я боялась зайти в квартиру и увидеть в коридоре ее вещи. Просто пока была к этому не готова.

– Прости, – покачала я головой, глядя на Даню. – Не могу, я Лидии Андреевне обещала.

Вернулась от Третьяковых в пустую квартиру. В приоткрытую форточку снова доносились детские крики. Теперь я знала, что Степан Иванович уехал, и летнего чуда больше не ждала. Но все-таки зачем-то все равно прислушивалась ко всем звукам с улицы. Взяла книгу, но сосредоточиться было сложно. Строчки путались и наскакивали друг на друга.

– Никита! – услышала я детский крик. – Никита, отпусти!

А потом раздался громкий заливистый смех. Я отложила книгу и осторожно подошла к окну. Сквозь тюль разглядела, как у припаркованного черного «Мерседеса» от Ярового убегает белокурый мальчишка. Никита, догнав, подхватил ребенка на руки и принялся кружить. Мальчишка восторженно завизжал. Мой отец делал точно так же, когда я была совсем маленькой, поэтому я не смогла сдержать улыбку…

До двенадцати лет Никита жил вдвоем с матерью, а потом его мама встретила нового мужчину – высокого и угрюмого Игоря Валентиновича, бывшего военного. Почему-то он во всех нас вселял ужас. Когда Никитина мама во второй раз вышла замуж, я старалась реже задерживаться у них в гостях. Сразу уходила домой, как только с работы возвращался Игорь Валентинович. Чувствовалось напряжение между Яровым и его отчимом, и от этого было неуютно. Игорь Валентинович считал Никиту изнеженным маменькиным сынком и думал, что теперь-то принесет пользу в воспитании пасынка. Но я видела, что Никиту жутко раздражает военный приказной тон. Зная парня, я совсем не удивлялась, когда он делал все наперекор. «Почему ты не слушаешься его? Зачем усугубляешь ситуацию?» – удивлялась я. «А почему бы ему сразу нормально не попросить?» – злился Никита.

Их отношения портились с каждым днем все больше. Когда мы с Никитой перестали общаться, у него уже был младший брат. Володе исполнился год, и Яровой как-то признался, что теперь ему приходится совсем несладко. Отчим будто озверел. Он не упускал возможности подколоть Никиту и сказать, что Вова – чистый лист, из этого мальчишки не составит труда сделать настоящего мужчину, в отличие от уже избалованного строптивого Никиты. Мать же, занятая Вовочкой, просто отмалчивалась. Возможно, мы с Никитой отдалились друг от друга еще сильнее, когда каждый из нас столкнулся с новыми семейными проблемами…

Во двор вышел Игорь Валентинович, и я напряглась. Отодвинула тюль, чтобы лучше разглядеть, что происходит внизу. Маленький Вова тут же слез с рук Никиты и кинулся навстречу отцу. Я даже отсюда могла разглядеть, в какой напряженной позе замер Никита, будто в любой момент был готов перейти к боевым действиям.

Я не могла расслышать, что сказал пасынку Игорь Валентинович, только тон его был явно раздраженным. Никита что-то процедил сквозь зубы и направился к подъезду. Малыш было дернулся за старшим братом, но Игорь Валентинович тряхнул мальчишку за руку, чтобы тот оставался на месте, и выкрикнул вслед Яровому: «Мать будет дома, поговорим, щенок!»

По дороге к подъезду Никита так резко поднял глаза на окна моей комнаты, что я растерялась. Не думала, что он еще туда заглядывает. Чертыхнувшись, я плюхнулась на пол, со звоном задев локтем батарею.

Сидела на корточках, а сердце тревожно колотилось в груди. Не знаю, почему я так перепугалась того факта, что Яровой теперь в курсе моих подглядываний.

Тут же рядом завибрировал телефон. Я подползла к кровати и отыскала в скомканном пледе трубку. Звонил Даня Третьяков.

– Да? – почему-то шепотом ответила я.

– Э, Вера? – удивился Данька. – Ты не можешь сейчас говорить?

– Нет, могу. Все в порядке, – обычным голосом ответила я.

– Ну, в общем, Ирка ни в какую, – вздохнул Даня. – От лагеря отказывается.

– Если ей так нравится сидеть дома и страдать по этому гаду ползучему, то пожалуйста! – разозлилась я. Возможно, я была слишком резка и бессердечна к Иркиным чувствам, но этот Вадик совершенно точно не стоил таких страданий.

– Вер, я тогда, наверное, тоже не еду, – несмело добавил Даня, будто опасаясь, что я тут же брошу трубку и понесусь к ним на этаж устраивать разборки.