Комната, что когда-то показалась Ганнону безопасной, теперь уже точно не была таковой. Двое стражей остались снаружи. Еще трое и вожак были внутри, дав гостю осмотреться и понять расстановку сил, старший, наконец, произнес:

— Мое имя Саур. Брат Тризар запретил кому-либо говорить с отродьем без него, и так оно и будет. — Он стоял, опершись руками на стол, его взгляд источал уверенность. Надо сказать, небеспочвенную – трое вооруженных подчиненных придавали словам вожака вес. Ганнон окинул глазами его, руки, золотое кольцо, стол, книгу на нем.

— Возможно, речь идет о тех, кто не говорил с… отродьем раньше, но я не из их числа, — сказал асессор и вежливо указал на книгу. Ему удалось смутить церковника: тот и вправду начал листать страницы. Ганнон же продолжал уверенным тоном: — Во-он там, где несколько клякс.

Саур гневно взглянул исподлобья в ответ на издевательскую подсказку, но все же дошел до нужного места и принялся читать, водя пальцем по строкам. Закончив, он ответил резко, однако в его голосе уже была слышна трещинка сомнения:

— Это ничего не меняет, пленник остается в нашей власти.

— Прошу вас, прочтите внимательней. Там записано и заверено вашим господином, что я – представляю здесь дом Видевших, — Ганнон решил, что этот статус для церковников важнее короны «попутчиков милости богов», — как полноправный участник процесса в их землях, на… а точнее под которыми, мы находимся, — произнес асессор. Стражник молчал, только громко вдыхал и выдыхал. Подручные Саура застыли и смотрели на него. Ганнон продолжил, воспользовавшись тишиной: — Допустим, я попытаюсь пройти. Вы желаете устроить резню и так встретить брата Тризара? При всем почтении ко Второму Кругу, мы все же в Виалдисе.

Несколько томительных секунд церковник колебался. Ганнон был почти уверен, что в худшем случае его просто вышвырнут, почти. Ответ на лице Саура юноша увидел на мгновение раньше, чем тот пробурчал:

— Напиши все, что ты мне сказал про Видевших, в книгу. — Он пододвинул ее к краю стола. — Пусть попробует разговорить! — сказал старший церковник уже громче, решив приободрить своих людей. — Если он даже брату Тризару пока слова не сказал, то куда уж этому! — Саур вызвал смешки. — Но это пока что, все они, в конце концов, говорят, — закончил он под одобрительное бормотание своих подчиненных.

Пока Ганнон скрипел пером по пергаменту и пытался припомнить хотя бы название документа, утверждавшего его права, подал голос один из младших церковников:

— Вы, кажется, сказали, что мы находимся не на, а под землями…

— Остороожнее, господин, — нараспев проговорил Ганнон, не отрываясь от письма, — а то придется отпустить всех лиходеев и еретиков, которых владетели земель держат в подземельях. — Общий смех немного разрядил обстановку к облегчению асессора.

Закончив и поставив точку, юноша выразительно взглянул на дверь. Старший стражник снял со стены факел и передал Ганнону, затем он потянулся к ключам, что висели на крюке, довольно высоко вбитом в стену. Рукав задрался и открыл татуировку на предплечье: два частично перекрывающихся круга, меньший и больший. Церковник отворил дверь и уже было шагнул вперед, но Ганнон вмешался:

— Мое право посещения исходит от Видевших, распоряжение же вашего господина остается в силе. Церковь не дозволяет вам говорить с пленником.

Кулак, в котором была связка ключей, сжался до хруста костей. Лицо Саура потемнело, он медленно проговорил:

— Дерзость и искажение буквы закона в угоду злу – это ересь, даже если не создали еще такой максимы.

— Как хорошо тогда, что за ересь в этих землях судят Видевшие. — Ганнон пожал плечами, прошел в дверь и закрыл ее за собой. Прислонившись спиной к деревянной поверхности, он закрыл глаза и минуту глубоко дышал, пока сердце, бешено колотившееся в груди, наконец не успокоилось.

***

Свет едва разгонял тьму, ярко отражаясь только от влажных выпуклых камней стены. Ганнон шел по коридору по памяти, придерживаясь рукой за стену. После очередного шага тьма, наполнявшая пустоту прямо перед ним, поглотила свет факела. Оглянувшись по сторонам, юноша увидел отблески на стенах уходящих вбок коридоров. Пройдя еще чуть дальше вперед, асессор смог различить очертания прутьев клети и человека, лежавшего в ней. Поднеся факел ближе, Ганнон рассмотрел следы пыток, покрывавших тело несчастного. Шрамы от кнута и синяки от ударов, разбитые ногти и ожоги.

— Вы не заставите меня есть! — огрызнулся культист. Он поплотнее свернулся на полу, голова и лицо его были закрыты руками и всклокоченными волосами, слипшимися от крови. Оглядевшись, Ганнон увидел несколько перевернутых мисок рядом с клетью. Вокруг нее был белой краской начерчен охранный круг с символами уже более аккуратными, чем первые – угольные.

— Мне неловко, но я не принес с собой еды, – мягким тоном произнес Ганнон, как бы извиняясь.

Реакция оказалось ровно такой, как он и рассчитывал: заключенный удивленно вздрогнул, из глубин волос блеснул открытый любопытный глаз.