Шрифт:
Я прихожу в себя и начинаю медленно отходить от двери, но не раньше, чем слышу, как она распахивается. Я замираю на месте, медленно поворачиваюсь, чтобы оглянуться через плечо, и пытаюсь изобразить самую убедительную улыбку, на которую способна.
— Айрис? Тебе что-то нужно?
Это Бристол. Слава Богу.
— О, я… я как раз собиралась уходить, — заикаюсь я, неловко тыча большим пальцем в сторону своей машины. Я не готова к допросу. Я едва сдерживаюсь, просто стоя здесь.
— Ты тусовалась на нашем крыльце пять минут… потому что «собиралась уходить»? — спрашивает он, прислоняясь плечом к дверному косяку. В хоккее есть какие-то требования к росту? Почему все хоккеисты такие высокие и мускулистые?
Тревога зажгла фитиль в моих венах, угрожая испепелить меня дотла.
— Как ты узнал, сколько я здесь пробыла?
Он жестом показывает на устройство рядом с дверью, которое я почему-то не заметила.
— Дверной звонок, — говорит он, взмахом руки откидывая волосы назад. — Очень помог, когда несколько месяцев назад у нас был сумасшедший фанат, превратившийся в преследователя.
Дурацкий звонок.
— Мм-хм. — Я засовываю руки в карманы джинсов, изо всех сил избегая его взгляда. Иисус. Здесь так жарко. Почему здесь так жарко? Я потею как свинья, мое сердце колотится с частотой миллион ударов в минуту, а во рту не хватает слюны, чтобы помочь мне сформулировать более чем односложный ответ.
К счастью, Бристол никак не комментирует мою явную нервозность. Либо он вежлив, либо не слишком проницателен.
— Ты искала Хейза?
— Ах, я, да?
— Думаю, он сейчас на обеде со своим агентом. Может быть, мне передать ему что-нибудь?
— О, нет. Все в порядке. Спасибо. — Мы оба необычно долго смотрим друг на друга, никто из нас не двигается, а потом я наконец набираюсь смелости и отступаю на несколько сантиметров назад. Господи, убей меня сейчас. Пусть подо мной откроется воронка.
— Почему бы тебе не зайти внутрь? — предлагает Бристол, поворачиваясь так, чтобы мне был свободен проход. — Хейз должен вернуться в течение часа.
Мне подождать его? И что ему сказать? Что я позволила отцу проникнуть в мой разум и отравить все мои мысли, как какому-то паразиту, откладывающему яйца? Нет, Айрис. Уважительно откажись. Скажи ему, что тебе нужно искупать кошку. Скажи, что у тебя заседание суда присяжных, и ты можешь быть, а можешь и не быть в процессе заключения серийного убийцы. СКАЖИ ЕМУ ЧТО УГОДНО.
— Хорошо.
Ааа! Нет!
Я вежливо прохожу мимо Бристола, и как только мои ноги переступают воображаемую линию, которую я начертила на воображаемом песке, включается реакция — борись или беги. Это плохо. Если я не скажу Хейзу правду, он поймет, что я что-то скрываю. Если я скажу ему правду, он подумает, что я ему не доверяю. В этой ситуации нет выигрыша.
— Хочешь чаю? — предлагает Бристол, проходя на кухню с открытой планировкой.
— Нет, не надо. Спасибо. — Я снимаю сумочку с плеча и сажусь на диван.
С трудом удерживая взгляд, я наблюдаю, как Бристол включает конфорку и ставит на плиту чайник.
— Я приготовлю на всякий случай.
Я прекращаю бесцельное ерзание и сосредотачиваюсь на дыре на своих джинсах, обхватывая пальцами белые нитки.
— Итак…
— Почему ты на самом деле здесь, Айрис? Ты выглядишь расстроенной. — Наглость слов Бристола режет меня, как зазубренное лезвие ножа, и я напрягаюсь, делая глубокий вдох, который не в состоянии замедлить мое учащенное сердцебиение.
— Я… наверное, я просто сомневаюсь, — отвечаю я робким голосом, вздрагивая, когда слышу, как моя неуверенность вырывается на поверхность.
— Ты сомневаешься в своих отношениях с Хейзом? — Бристол занимает место напротив меня, и хотя он, предположительно, на стороне Хейза, он смотрит на меня с добрым блеском в глазах.
От нервного напряжения у меня сводит желудок, и я царапаю ногтем колено.
— Я думаю…
— Я знаю, что тебе не нужен мой совет, но я буду ужасным другом, если не скажу тебе, как сильно ты нравишься Хейзу. Я никогда не видел, чтобы он так относился к кому-то раньше. Он не перестает говорить о тебе. Он самый счастливый из всех, кого я когда-либо видел.
Он говорит обо мне? Он счастлив до безумия, что я с ним? Я такая глупая, что заставила себя думать, что мне есть о чем беспокоиться.
— Мне трудно быть с ним полностью открытой. И это не потому, что я не чувствую себя с ним в безопасности. Просто… в прошлом мне не слишком везло с отношениями. — Слезы еще не появились, но если этот разговор превратится в сеанс психологической терапии, они появятся очень нежданно.
И внезапно мои джинсы перестают быть достаточным отвлекающим маневром.