Шрифт:
— Только дворца мне и не хватало, — мрачно кивнул Лонго. — И что это Джули так любит эти шикарные залы?
Он взял меня под руку. К нам навстречу уже бежал метрдотель, и его золочёные крылышки звенели на весь холл.
— Лейтенант! — защебетал он. — Какая честь! Добрый вечер, мадам! Вы ослепительны! Прошу вас в верхний зал! Лейтенант Нордони с супругой уже прибыли и ждут вас с нетерпением! Ах, лейтенант, почему вы так редко наведываетесь к нам! Госпожа Сапфира уже три раза полностью сменила репертуар, а вас всё нет…
Лонго издал негромкое рычание. Метрдотель тут же смолк и понёсся впереди нас. Мы поднялись по прозрачной, сверкающей как алмаз лестнице и оказались у двери, распахнутой в звёздную ночь. В полумраке, освещаемом только яркими гроздьями звёзд, плавно переливались расплывчатые пятна света, которые сплетались в причудливые узоры, распадались на странные силуэты и свивались в волнистые кольца. Они следовали за приятной ненавязчивой музыкой, звучавшей в этой ночи. Прямо к порогу плавно подлетела небольшая площадка, на которой был установлен столик, а вокруг него — изящные кресла. С одного из них мгновенно вскочил Джулиано Нордони. Он подошёл ко мне, поцеловал руку и проводил к моему месту, отпустив на ходу какой-то изысканный комплемент. Я не слишком прислушивалась к нему, потому что из другого кресла в тот же миг вспорхнуло очаровательное хрупкое создание с тяжёлыми чёрными косами. Это милое существо со смехом бросилось на шею Лонго и принялось щебетать по-ормийски что-то о том, что он её не любит, совсем забыл и бросил на растерзание ужасно умного и страшно холодного Нино.
— Нино — это я, — улыбнувшись, пояснил Нордони, — а это — моя супруга — Зирфа.
Она обернулась ко мне и вдруг застонала и толкнула Лонго.
— Торнадо! За что тебя любят такие женщины! Ты же просто дикий бык и ничего больше! Вас зовут Лора? Вы с Земли? Я обожаю землян! — она тут же оказалась рядом с мужем и прижалась к нему. — Это у нас семейное! Торнадо тоже любит землян, хоть и говорит, что не любит! Он заявляет, что земляне произошли от алкорцев. А какая разница? Нино! Ты когда-нибудь кого-нибудь завоёвывал? Кроме меня! Нет!
Она приземлилась в своё кресло. Мужчины наконец-то смогли обменяться рукопожатием и занять места. Площадка плавно отплыла от порога и унеслась в ночь, петляя меж разноцветных призрачных арок и колонн.
— Торнадо любит землян, — уверенно повторила Зирфа, сердито глядя на Лонго. — Он терпеть не мог всех моих мужей, хотя они были ормийцами, а некоторые, как и он — горцами, а у него горец — это ормиец высшего качества. Но он их всех терпеть не мог, а одного даже выкинул в окно. А Нино он любит. Ты любишь Нино, Лонго?
— Да, — улыбнулся он, с нежностью глядя на женщину.
— Лонго в детстве был ужасным! — не унималась она. — Он думал только об оружии и о войне. Он совершенно не обращал на меня внимания, хотя мы жили в одном селении, были дальними родственниками, и я совершенно потеряла голову из-за его глаз! Но ему глаза были нужны только для того, чтоб высматривать алкорцев и императорских солдат и целится в них. Самой большой ошибкой императора был тот приказ о призыве на военную службу горцев, по которому Лонго и увели от нас! Он на несколько лет ускорил свой политический крах! Вы знаете, как они брали императорский дворец? Их было пятьдесят человек на шести бронетранспортерах, а дворец охраняли три тысячи отборных воинов. На всю операцию ушло всего полтора часа. Там были груды трупов, а из горцев погибли только пятеро. Лонго руководил той десяткой, что очищала правое крыло дворца…
— Хватит, — спокойно, но повелительно произнёс Лонго, и Зирфа в тот же миг смолкла.
Она сидела так скромно и тихо, что было совершенно невозможно представить, что это она только что щебетала, не давая никому и слово вставить. Нордони рассмеялся:
— Чем хороши ормийки, так это тем, что слово мужчины для них закон.
— Неоценимое достоинство, — кивнул Лонго.
Зирфа гордо взглянула на меня.
— Да, ты видимо понял это, познакомившись с инопланетянками, — иронично заметила я.
— Ты меня на этот счёт тоже не огорчаешь, а о других я просто не помню, — совершенно серьёзно ответил он.
Неожиданно во тьме вспыхнул столб алого цвета. В установившейся тишине тревожно зазвучали барабаны, и я невольно напряглась. Прямо в центре алого свечения возникла серебряная женская фигура. Это была высокая красавица с тонкой талией, широкими бедрами и длинными ногами. Ее узкие покатые плечи плавно переходили в тонкие изящные руки. Длинные распущенные волосы облаком парили над головой. Она изогнулась в невесомости и, превратившись в тугой натянутый лук, выплыла из столба, который начал постепенно меркнуть. Барабаны смолкли. И в следующий момент она запела так, что сердце сжалось у меня в груди. Это было настоящее пение сирены, отнимавшее разум и вселяющее смятение в душу. Она пела на незнакомом мне языке. Тихая и протяжная вначале мелодия становилась всё более страстной и громкой. Серебряная фигура металась в фантасмагорическом танце под собственное пение. Неожиданно она метнулась в нашу сторону и замерла в нескольких метрах. Я увидела её лицо — страстное и прекрасное лицо сирены, с чёрными омутами глаз, в которых, наверно, так просто было бы утонуть. Она парила в пространстве, с мольбой глядя на Лонго. Её голос срывался, возносился в горние выси и бессильно опадал. Он дрожал от смятения, звенел от отчаяния, пламенел от любви. Это был гимн гибнущей в огне чувств душе, и мне вдруг показалось, что она поёт обо мне, о моей боли, которая всегда будет со мной, о моей тоске, которая встретила меня в юности и не покинет никогда, о моей надежде, которая из последних сил вытаскивает меня из пропастей одиночества и вдыхает жизнь в помертвевшее от разлук сердце.
— Ты плачешь? — услышала я шепот Зирфы.
Я посмотрела на неё. По её смуглому личику катились слёзы. Серебряная сирена тоже плакала, глядя на Лонго. Он сидел, откинувшись на спинку кресла. Когда она смолкла, он усмехнулся и отвёл взгляд. Она подлетела к столику. Зирфа вскочила и бросилась обнимать её.
— Это было чудесно, Сапфира! Ты настоящая весталка!
— А ты как думаешь, Лонго? — глубоким голосом спросила она.
— Весталки не поют в ресторанах, Сапфира, — покачал головой он.