Пираты находились на приличном расстоянии от Червя, но когда появился Горанд, они просто побежали: на юг, туда, откуда пришли, или на запад, прочь от Дерева. Расиль, казалось, ничего не предпринимала, но Кэшел обнаружил, что видит Червя и Дерево, будто они находятся рядом. Червь был большим, когда он наблюдал, как он пробивает стены Омбиса, но с тех пор он стал намного больше. Кэшел задался вопросом, как долго Архас сможет управлять его ростом, но, возможно, именно поэтому вождь пиратов идет сюда, в храм.

Червь встал на дыбы, его пасть раскрылась, как у водоворота в стоячей воде, и он выпустил черный дым широкой полосой на Дерево. Листва опала, словно ее убили поздние заморозки. Даже кора осыпалась, оставив ветви сухими и белыми, как старая кость. Червь двинулся вперед, нанося удары своим смертоносным клыком. Дерево, обожженное ядовитым дыханием существа, затрещало и расширилось перед его атакой. Ничто не могло остановить этот натиск, но длинные ветви дерева сомкнулись вокруг серого тела.

Кэшел даже слышал, как Дерево зашевелилось, словно буря пронеслась по весеннему лесу. Ветви скользили по испещренной коже существа, хватая и приподнимая Червя, а он извивался, снова нанося удары. Лианы и ползучие растения обвивали бивень со всех сторон, используя его как рычаг, чтобы обхватить голову существа, и его пасть открылась. Еще несколько веток зацепились за круглые губы, раздвинув их еще шире и заставив существо поднять голову. Из пасти снова повалил черный дым, но на этот раз в воздух, будто выдыхал кит. Сгусток дыма отнесло ветром, и он медленно осел.

Кое-какая растительность увяла, но участки жесткой шкуры Червя тоже покрылись ярко-красными волдырями. Червь бился, молотя по земле и сотрясая дома, из-за чего движение Дерева ослабло. Ветви, однако, не ослабили хватку, и длинное серое тело начало вытягиваться. Хвост Червя все еще был свободен; он дергался и хлопал по земле.

Кэшел отчетливо ощущал, как земля содрогается после каждого глухого удара, подобно тому, как гром следует за отдаленной молнией. Червь попытался изогнуться, увлекая за собой часть Дерева, но корни вонзились в коренную породу, поднимая почву растущим гребнем. Даже у Червя со временем иссякли силы: движение замедлилось, а затем и вовсе прекратилось. Листва дерева зашелестела, и какое-то время ничего не происходило; Кэшел подумал, что, возможно, Горанд тоже измотался в схватке.

Части Дерева потянулись в противоположные стороны, удерживая Червя, как водоросли на скале. Длинное серое тело вытягивалось все дальше и дальше. Из пасти вырывалась жидкость, а не едкий дым, а хвост отчаянно закручивался спиралью, вместо того чтобы барабанить по земле. И Червь разорвался, извергая вязкую жидкость и толстые клубки кишок; Кэшел услышал звук разрыва, подобного которому он никогда не слышал. Кожа по краям разрыва натянулась, и Червь съежился, как слизняк, который оказался на нагретых солнцем кирпичах.

Хотя Горанд отпустил его, серый труп продолжал съеживаться. Дерево, все еще носившее белые шрамы от битвы, превратилось в компактную массу вместо полого круга, каким оно было здесь, в ограде, и медленно стало двигаться на запад.

— А оно не вернется? — тихо спросила Лайана.

Кэшел пожал плечами и отозвался: — Горанд провел много времени в той хижине, где мы его нашли. Он разобрался с Червем, как и обещал, но теперь монета у него. Я думаю, он хочет увидеть мир или, во всяком случае, ту его часть, которая не относится к Дариаде.

— Воин Кэшел? — произнесла Расиль скрипучим голосом. — Я сказала, что сообщу тебе, когда Воин Архас приблизится. Сейчас он здесь. И она указала своей короткой волосатой рукой на восточную сторону ограды, напротив того места, где стоял Дом Жрецов.

Крупный мужчина с заплетенной в косу светлой бородой перелез через груду щебня. Его грудь была обнажена, если не считать крест-накрест кожаных ремней, на которых висело оружие, а в обеих руках он держал кривые мечи. Он пересек пустое место, рисуя остриями мечей круги.

— Я Фаллин, Бог Моря! — крикнул он.

— Нет, — отозвался Кэшел, входя в разрушенный храм, — ты не бог. И он начал вращать свой посох. На наконечниках затрещали спирали синего волшебного света.

***

— Опусти свою острогу, — рявкнула Илна женщине в доспехах, — или я заберу ее у тебя!

Хили рассмеялась и указала трезубцем на Перрина и Перрину, людей, стоявших к ней ближе всех. Они съежились и прижались друг к другу, слишком напуганные, чтобы даже убежать.

Илна была готова снова связать узор, аналогичный тому, что свел с ума большую обезьяну, но она отбросила нити сизаля. Внезапно ей все стало ясно; реальный узор простирался во всех направлениях. Он был прекрасен — это было совершенство. Все было очевидно, все было на своих местах. Она была недовольна собой за то, что не поняла этого раньше. Она снова начала ткать, но уже не руками, и ей не нужен был никакой материал для работы.