На этот раз Ясмин не успела остановить собственное тело, которое развернулось к собеседнику с веселым недоумением.

— Ты добровольно пошёл работать в это ведомство?

Слава соцветию, язык она ещё контролировала, и несколько мгновений переживала острую радость, что изо рта не вырвалось «почему бы тебе не принять постриг, святоша!»

Ее много в чём упрекали. В некрасивости, в прямоте, в молчании, в резкости, в неподчинении. Но ее еще никогда не упрекали в том, что она работает в организации, которая ведёт свои дела недостаточно праведно. С таким же успехом от неё можно требовать хорошей погоды.

Апагогия, ad absurdum!

— Но мы все ещё здесь, — медведь, этот увалень под номером шесть, сверлил ее тяжелым взглядом.

Она почти чувствовала, как поворачивается воображаемое им ребристое жало, пробивая дыру в ее голове.

Но он был прав. При всей своей беспомощности она все ещё фест, который ведёт свою группу в глушь Чернотайи в сезон дождей, с почти истраченным даром, без лечебного ларца, на остатках питательных капсул. Они идут в никуда, тащатся по неизвестной гиперболе в отрицательной части оси координат. Ясмин просто знала это, словно владелица тела передала ей по наследству этот ужасающий багаж знаний.

Почему Ясмин не вернулась? Метка даёт фесту право на единичный возврат. Это знание было доступно ей той частью сути, в которой укореняются самые базовые вещи, вроде умения есть вилкой или заплетать волосы в косу.

Но Чернотайя оставалась для неё темным пятном. Просто место, в котором живет каждый, не вошедший в ранговую систему. Или выбракованный ею. Она воспринимала его, как тёмные воды, в которых ей должно выловить опытный образец.

— Куда мы идём? — с напором спросил номер Шесть. — В сезон дождей невозможно взять образец. Слабые прячутся, сильные получают преимущество.

Ясмин промолчала. Ее целью было погасить конфликт и дожить до завтра. Для начала. Но ответа на этот вопрос у неё не было, а память была тёмной и пустой, как экран выключенного ноутбука.

Номер Два встал, разминаясь, как большой кот, плавно и едва заметно глазу потягивая затёкшие мышцы. Повернулся к Слуге.

— Сколько ещё ты сможешь держать? — в его голосе послышалась застарелая неприязнь, словно фокус его нелюбви сместился с Ясмин на Слугу.

Тот философски дернул белой красивой рукой, словно обозначая незнание пределов собственного дара.

— Ах, мы такие талантливые, — с дурной усмешкой перевел для себя номер Два. — Надрываемся на любимой службе.

Номер Шесть молчал со все той же недоброй улыбкой.

Слуга отвернулся от обоих, словно выключив их, как фоновый шум, и спросил:

— Мастер желает выйти?

Увы. Мастер должна выйти. Она должна увидеть этот страшный и непостижимый мир своими глазами.

Но ей было страшно. Она закрыла глаза и под закрытыми веками лег каменистый холм, по которому весело кудрявились зелёные длинные побеги, ворочая голубыми рупорами цветков, в глубине которых тлел иллюзорный огонь. Обнимали мягкой зелёной плотью встречные камни и вдруг с разбегу ныряли в землю, как в озерную воду. Километровые зелёные червяки с тонким вертлявым тельцем, чьи цветы весьма полезны для поддержания приятной молодости тела. Если она завершит операцию их поимкой, ей простятся незначительные помарки.

Ясмин, словно раздвоившись, одной половиной осознания стояла среди кудрявых цветочных червяков и с ее правой руки тёк синий холодный свет, резавший землю, как меч джедая. Послушный и легкий, повинующийся малейшему движению кисти руки. Она перевернула запястье и поднесла его к глазам, и свет потек в землю, как вода из пробитого кувшина, потому что мысль ее была инертна и нецеленаправленна.

«Нет, — вдруг шепнуло в ее голове. — Нет!»

Ясмин открыла глаза и медленно встала. Это была иллюзия? Предвидение? Память тела? Что значило это «нет»?

Но времени думать не было.

— Мастер желает выйти, — царственно обронила она и подала Слуге руку.

Она решила.

Она станет чертовой Ясмин, пройдёт испытания и вернётся домой.

Перед ней простиралась Чернотайя. Огромная, пугающая и нежная, как едва распустившийся темный цветок, способный увять от слишком настойчивого взгляда.

Дождь стих, пробилось свежее утреннее солнце, от хмурой и мутной зарницы не осталось и следа. Земля исходила мягким паром, отогревая озябшее тело, зияя нагой темнотой, светлая зелень, бегущая из-под ног, чадила мягким светом, многократно отражаясь в бесконечных зеркальцах росы.

Растения, которым Ясмин не знала названия вставали, перед ней причудливыми чудовищами из старых сказок

— Чаровница, — сказала она.

Слово выпрыгнуло из памяти прямо на язык. Нежное полупрозрачное растение в семь метров высотой, любезно изогнутое, словно желающее, чтобы его восхищенно погладили по длинному телу. Растение, посверкивающее алым огнём в неуловимой глубине, похожее на сталлактит, растущий в любой позе и на любой поверхности, только мягкий и приятный на ощупь.

Из недостатков — зверский аппетит. Чаровница сжирала собственных фанатов за считанные секунды, выкачивая лимфу, кровь и тканевую жидкость.