Третий Принц громко сглотнул. Рука скользнула по волосам Баосяна и сжалась на загривке в молчаливом приказе: на колени.

Отказывать так приятно. Но Баосян просунул руку между ними и расстегнул изукрашенный бирюзой пояс, скреплявший верхний, без рукавов, кафтан принца. Тот стоял так близко, что Баосян различал серебристые бумажные нити, которыми были вытканы на тяжелом полотне императорские драконы о пяти когтях. Под кафтаном пряталась рубашка из серебряной парчи, перехваченная витыми черными шнурами вокруг талии, с боковой застежкой из трех пуговиц.

Баосян помнил, что значит быть юным и сгорать от желания. Но сам он в том возрасте не испытывал недостатка в подружках. Для него это была обыденная радость жизни. Он не мог вообразить — каково это, когда нельзя утолить жажду.

Третий Принц отвернулся, и Баосян видел только его ухо и заросшую бородой щеку. Но щека залилась темным румянцем, на шее проступили жилы. Он точно примерз к месту от унижения. Стоя так, вплотную друг к другу, уже нельзя было отрицать неопровержимое: Баосян — мужчина. А слуга под закрытой дверью стал свидетелем позора. Смятение Принца наполняло Баосяна злорадным удовольствием. Каким бы он ни был раньше, теперь вся его радость заключалась в том, чтобы, отыскав в другом человеке уязвимое место, ударить туда и уничтожить.

Время от времени, еще когда Баосян был неуклюжим долговязым мальчиком, Эсень брал его с собой в один из домов удовольствия Аньяна. Сам он особой склонности к куртизанкам не питал — говорил, ему не хватает терпения и образованности, чтобы наслаждаться затяжным флиртом, — но знал, что брату нравится. Как похоже на Эсеня, зло подумал Баосян. В темноте за дверью ждал призрак. Эсень был осведомлен о предпочтениях брата, но признать собственные так и не осмелился.

Вот же идиоты. Отрицая свои тайные желания, они открывались тем, кто понимал их лучше, чем они сами, и подставлялись под удар.

Защититься от планов Императрицы — главная Баосянова забота, однако лучше пусть Третий Принц пока обдумает их встречу и подостынет, поэтому Баосян, подавив искушение зайти дальше, протиснулся мимо него к выходу. Потом его можно будет взять голыми руками. Постепенно Третий Принц проникнется мыслью, что Баосяна надо беречь.

Вот главный недостаток этого метода, мрачно подумал Баосян. Процесс нельзя ускорить, как нельзя подгонять человеческое сердце. Он взял книгу со стола и вышел.

Бумага в круглом зарешеченном окошке гостиной Баосяна так потемнела от старости, что не отражала чистый свет лампы, а тускло сияла, точно ломтик персика, просвеченный солнцем. После того как Баосян вернулся от Третьего Принца, зарядил многочасовой дождь. Мерный шорох капель окутал его мягким коконом и отделил — одиноко бодрствующего — от сонного города снаружи.

Завиток липовой древесины вылетел из-под резца. Это было не искусство — обычное ремесло. По крайней мере, с его-то уровнем мастерства. И он не находил в резьбе по дереву такого удовольствия, как некогда в живописи или каллиграфии. Но все же приятно видеть, что идея обретает зримую форму. Под мелодичный шорох дождя из куска дерева под его рукой постепенно проступал некий образ. У стены стояли сундуки, набитые золотом, запятнанные белым маревом призраков.

Баосян стряхнул стружки с законченной печатной формы и положил молоточек с резцом рядом с кипой бамбуковых трубок для писем. Он был еле жив от усталости, но при мысли о том, чтобы отправиться спать и каждые полчаса подскакивать от одного и того же звука, накатывало отчаяние. За работой страдаешь хотя бы с пользой.

На резную поверхность формы рисовый клей ложился хорошо, как и чернила. Когда он прижал к ней бумагу, а затем аккуратно снял ее, с листа на него глянуло знакомое самодовольное лицо. А что, мрачно подумал Баосян, похоже вышло.

На городской башне барабаны отбили четвертую стражу, и сразу после явился Сейхан. Шел тот самый месяц, когда он вставал поесть до рассвета, затем постился до заката по заветам своей веры.

— Вы совсем не спали? — Он увидел Баосянов портрет и поперхнулся. — Рисовый Мешок Чжан! Зачем это?

Трубки с письмами на столе у Баосяна были разложены по кучкам и подписаны. Чжан. Чжу. Чэн. Баосян взял верхнюю из четвертой кучки — Оюан — и кинул ее слуге.

— Он уже в пути? — Сейхан по диагонали прочитал письмо. Баосяновы шпионы под прикрытием пользовались шифровками для защиты переписки, но расшифрованный текст уже был приписан внизу листа. Сейхан дочитал, и его бесцветные глаза расширились от удивления. — Он не приедет.

У Баосяна во рту появился привкус крови. Он вспомнил Оюана, шагнувшего на разрушенную дамбу, как в ловушку.

— Нет. Не успел он выбраться из Бяньляна, как его настиг этот мятежник, который величает себя Сияющим Королем. Чжу Юаньчжан.