Худшие опасения подтверждаются, и я набираю в грудь побольше воздуха. Знала бы сразу, что это он, вообще бы не переживала. Тоже мне, пострадавший. Ему мои тычки все равно что гвоздям удары надувного молотка. Негодование собирается в горячий сгусток, поднимающийся по горлу, щеки горят. Смотрю на повзрослевшего Морева и совсем не вижу в нем мальчишку, что так любил доставать меня на переменах и после уроков. Он стал выше, да и в плечах шире. Белесые волосы закрывают высокий лоб и лезут в глаза, губы поджаты, и на них не видно ни тени той озорной улыбки, которую я почему-то слишком хорошо помню.

– Долго мне ждать? – угрюмо спрашивает он.

Задираю нос и смело смотрю ему в лицо. Я тогда его не боялась, а сейчас и подавно. Заржавевшие рефлексы включаются, плечи расправляются сами собой, а в душе зажигается забытый огонек азарта. Саша Морев – мой личный тренажер по словесным баталиям. Даже интересно, на что он способен спустя четыре года.

– Чего? – ухмыляюсь я. – Когда волосы отрастут? Думаю, пару лет.

Саша смеется, показывая зубы, но это не веселье. Все еще раздражение, только оно почему-то еще более ядовитое, чем раньше.

– Извиняйся, Мореева. И я пойду.

– Хм-м-м… – Изображаю задумчивость, постукивая телефоном по подбородку. – Что-то не хочется, нет настроения. Может быть, в другой раз? Никогда, например. Это тебя устроит?

– Ты как всегда. – Он устало прикрывает глаза, касаясь пальцами виска, и я замечаю темные узоры татуировки на внутренней стороне его предплечья, выглядывающего из-под закатанного рукава рубашки. – Мореева, если ты хотела подстроить милую встречу старых…

– Перекрестись, Морев. Я понятия не имела, что это ты. А если бы знала, то за километр обходила бы.

– Отличный план, – отрешенно кивает он, глядя в пустоту.

– Я вообще гений. Неужели ты забыл?

– Даже не пытался вспомнить.

Его слова отзываются неожиданной болью, как от укола. Ход мой, но я не знаю, что ответить, обескураженная необъяснимой обидой. Мы никогда не были друзьями, но и наша детская вражда, казалось, не имела ничего общего с настоящей ненавистью. А вот сейчас я ее чувствую. Омерзительно липкую, тошнотворно кислую и невыносимо холодную.

Из-за поворота слышатся голоса и топот. Морев шагает дальше по коридору, и мои напряженные плечи мигом расслабляются. Бреду вдоль стены, оставаясь незамеченной для группы старшекурсников, а у прохода зачем-то оглядываюсь, все еще не принимая того, что случилось. Не то чтобы я часто представляла нашу встречу, но примерно так она и должна была выглядеть. Тогда почему я не могу отделаться от ощущения, что все как-то неправильно? Почему меня тянет в тот день, когда мы виделись с Сашей в последний раз?

Четыре года назад

Слезы, застилающие глаза, размывают белые полосы пешеходной зебры, и я крепче сжимаю велосипедный руль, желая поскорее оказаться как можно дальше от дома. Машин на перекрестке нет, но я все же пытаюсь разобрать горящий сигнал светофора, правда, лучи жгучего летнего солнца нещадно слепят, будто издеваясь. Шмыгнув носом, ощущаю новую волну негодования и отчаяния. Почему сейчас? Почему я должна уезжать? Почему дедушки и бабушки больше нет с нами? Они могли бы присмотреть за мной, и все было бы хорошо. Почему я еще недостаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно? Почему все так?! Давлю на педаль, наплевав на правила, и срываюсь с места. Ветер касается мокрых щек, как бы утешая, но в следующий миг по ушам бьют автомобильный гудок и скрип тормозов. От испуга печет в груди, судорога сводит пальцы. Я выкручиваю руль, но не могу удержать равновесие и заваливаюсь на бок. Локоть и бедро пронзает резкая боль, а по улице разносится гневная мужская ругань.

– Красный же! Ты что, ненормальная?! – вопит водитель, но я даже не смотрю в его сторону.

Встаю, горько всхлипывая, не без труда поднимаю велосипед и толкаю его вперед, чтобы через пару секунд оказаться на другой стороне улицы. Правая сторона тела звенит от боли, по ноге от колена стекает что-то теплое, щекоча кожу, но я ковыляю дальше. Идея сбежать из дома и поселиться в роще больше не кажется мне такой привлекательной, как еще пять минут назад. В этом нет смысла. Родители все равно найдут меня и заставят собирать вещи.

Оставив позади улицы Московскую и Пушкинскую, я останавливаюсь рядом с Южно-Российским государственным политехническим университетом. Желтые стены четырёхэтажного главного корпуса залиты солнцем, белые архитектурные элементы, кажется, и вовсе светятся изнутри, а вокруг бушует яркая и сочная зелень.

Когда мне было лет семь, я впервые пришла сюда за руку с дедушкой, чтобы немного порисовать с натуры. Я тогда заявила, что это место похоже на волшебный городок, где живут принцессы и принцы, а он, рассмеявшись, согласился со мной. Мы вошли на территорию внутреннего двора и уселись на скамейку перед спортивным комплексом, с которой открывался вид на торец главного здания. Дедушка вручил мне альбом и карандаш, а сам принялся рассказывать истории о своих студенческих временах. О встрече с бабушкой, о первых серьезных недругах, становлении характера и выборе жизненного пути. Многое из сказанного им я совсем не понимала, но кое-что прочно закрепилось в сознании. Желание, превратившееся сначала в мечту, а потом в цель – учиться здесь, пройти путь по дедушкиным стопам, но создать собственные воспоминания, чтобы рассказывать ему уже свои истории.

Боль в груди заставляет скривиться, слезы вновь бегут по щекам. Я растираю их по лицу тыльной стороной ладони и поднимаю взгляд к небу. Жжение в локте и колене усиливается, напомнив о недавней встрече с горячим асфальтом. Нужно бы посмотреть, насколько там все плохо. Снимаю с плеча лямку рюкзака, достаю из переднего кармана пропуск, который дала Ольга Васильевна, чтобы ей не приходилось встречать меня перед каждым занятием, и вхожу во внутренний двор учебного городка, занимающего два квартала. Взгляд мигом находит ту самую скамейку среди дубов, и я неторопливо направляюсь к ней. Со стороны игровой спортивной площадки слышится смех и громкие возгласы: