О том, чтобы вернуться и продолжить расследование завтра, никто из них уже не вспоминал – неуёмное любопытство подстёгивало, гнало вперёд, заставляя забыть и о запёкшихся губах и о том, что рот словно наполнен сухим песком.

Тоннель оборвался внезапно, упёрся в низкую каменную дверь с высоким, дюйма в два, порогом. Он тоже был сделан из камня, но какого-то другого – чёрный монолитный, без единого шва, брусок уходил в пол и стены. Витька провёл по нему пальцем и почувствовал лёгкий, похожий на гальванический, укол – и испуганно отдёрнул руку. Похожие «укусы» ему уже приходилось испытывать, когда они разбирали находки – помнится, мессир Фламберг объяснил тогда, что это есть признак того, что взятый в руки предмет несёт заряд ТриЭс. А потом посмотрел на Витьку с любопытством, покачал головой и добавил: «да ты, парень, похоже, весьма восприимчив… надо бы заняться тобой… потом, разумеется, когда доберёмся до цивилизованных мест. Может статься, что тебе место не в вашей дремучей Новой Онеге, а в Столице, где одарённые молодые люди с разных концов Империи знакомятся с премудростями ТриЭс». И тут же посмурнел, вспомнив, что Столица разрушена воздушными бомбардировками инрийских армад, и не факт, что на месте зданий и Гросс-Ложи, и Технологического колледжа и Академии Натурфилософии сейчас что-то, кроме груд битого кирпича…

Дверь не поддавалась, сколько не толкали её ребята, сколько не колотили изо всех сил руками и ногами. Витьке даже показалось, что дверь составляет с порогом единое целое, и если бы не тонкая, в волос, щель, которую удалось разглядеть при свете «фонарика», они бы, наверное, уже оставили это безнадёжное занятие. Но нет, отбив кулаки и пятки о камень, они сменили тактику – стали ощупывать бронзовые бляшки, завитки и пластинки, до того искусно вделанные в дверь, что граница между камнем и металлом не всегда ощущалась пальцами. Сёмка предложил по очереди наживать на эти вставки – а вдруг одна из них окажется кнопкой, отворяющей дверь? Так они и поступили, но результата не добились – ни одно из бронзовых украшений не подалось. Тогда Витька предположил, что возможно, надо нажать на две разные бляшки одновременно, и тогда-то хитрый механизм обязательно сработает – и друзья снова начали елозить пальцами по каменной поверхности.

Продолжалось это ещё с четверть часа и закончилось как-то само собой – в какой-то момент друзья обнаружили, что они просто сидят на полу, привалившись к стене, и разглядывают так и не поддавшуюся преграду. Сёмка выругался под нос (Витька подумал, что услышь его отец от сына такие слова – порки было бы не избежать), поднял фонарик и стал по одной освещать бронзовые украшения, внимательно рассматривая то ли вытравленные, то ли отчеканенные на их поверхности узоры. Те были выполнены тонкими линиями, и чтобы хорошенько разглядеть, Сёмка подносил светящийся конец «фонарика» почти вплотную – от этого бронза приобретала зеленоватый отлив. Витька лениво подумал, что вообще-то это странно: за столько лет, в сыром подземелье бронза должна была покрыться густым слоем патины, а эта ничего – чистая, тёмно-жёлтая, чуть ли не сияет, как после полировки. Может, это никакая не бронза, а какой-нибудь сплав золота?

И в этот момент произошло то, чего они уже перестали ждать: очередная завитушка вдруг вспыхнула золотисто-зелёным ярким светом! Сёмка отшатнулся, уронил «фонарик» и шлёпнулся на каменный пол – и так и остался сидеть, разинув в изумлении рот. А неведомый символ продолжал сиять, и от него свечение расползалось по соседним бронзовым бляшкам – и скоро вся дверь уже сияла, как украшенная свечами рождественская ель. Тот, первый значок светился ярче других, притягивая к себе взгляды «исследователей».

– Кх-х-х… – Витька прокашлялся. – Что это, а?

– Не знаю… – просипел Сёмка. – Я только поднёс «фонарик», а оно как загорится!

– Слушай… – Витька наклонился поближе. – А ведь мы такой знак уже встречали!

– Где?

– Да на ноже твоём, на рукоятке! Давай его сюда, сейчас сравним!

Сёмка торопливо нашарил инрийский клинок (прежде, чем взяться за дверь, он отложил его в сторону, рядом карабином приятеля) и перевернул навершием вверх.

– Так и есть! – торжествующе заявил Витька. – Один в один, словно одна рука вырезала! Ну-ка, дай сюда…

Он осторожно вынул из Сёмкиных пальцев нож и прикоснулся им к узору на двери. Поднёс – и чуть не заорал, таким сильным был на этот раз гальванический «укус» ТриЭс.

– Ну, что там? – с беспокойством спросил Сёмка.

– Сейчас… – он утёр со лба внезапно выступивший пот. – Знаешь, по-моему, рукоятка ножа – что-то вроде ключа к этой двери.

– Ага, а тот инри, с которого мы его сняли, шёл сюда, чтобы выбраться из города? – догадался Сёмка. – А его догнали и убили?

– А может, наоборот – проник в тоннель через эту дверь, запер её за собой и пошёл дальше.

– Может. – кивнул Сёмка. – Так ты пробовать-то будешь? Если боишься – давай я…

– Сам ты боишься! – огрызнулся Витька. – Посвети лучше, я сейчас…

Мальчику ужасно не хотелось снова тыкать рукояткой в дверь – но нельзя же, чтобы лучший друг счёл его трусом! Витька глубоко вдохнул и решительно прижал резной, чёрный, в багровых прожилках, камень к светящимся завиткам.

Несколько секунд ничего не происходило – не последовало даже колючего «укуса», которого он ожидал с замиранием сердца. Потом под монолитным бруском порога что-то звонко щёлкнуло, и дверь бесшумно – поразительно бесшумно для такой здоровенной каменной плиты! – приотворилась.

– Что это было, мессир?

Фламберг сидел на складном стульчике перед штабным шатром экспедиции – сюда его приволокли на импровизированных носилках, сооружённых из шинели с продетыми в рукава винтовками. Следы кровавых дорожек с лица стёрли мокрым полотенцем, и теперь магистр только мотал головой да время от времени стонал. На вопрос Алекса он поднял голову и посмотрел на лейтенанта мутным взглядом.