Но легче от этого не становилось.

В смежной комнате мелькали ноги в свободных штанах и тяжелых армейских ботинках. Боевики «Механического солнца»… четверо или пятеро. Крепкие манны, способные позаботиться о телах. Негромкие голоса доносились будто сквозь вату. Я слышала их, но не разбирала ни слов, ни смысла.

Робот-уборщик крутился под койками, счищая с пола кровь.

Интересно, что здесь принято делать с трупами? Не к шиссам же они их выбрасывают, в конце концов. Пусть Анхель и ляпнул что-то подобное, мол, утилизатор… рядом…

Чья-то ладонь опустилась на плечо. Ракель.

– Вот, – произнесла фемма, протягивая мне сверток с одеждой. – Взяла кое-что у наших фемм. Тут джинсы, топ и рубашка. Размер твой.

– Спасибо. – Собственный голос, отстраненный и пустой, показался совершенно чужим.

Не дождавшись, когда я протяну руку, Ракель положила одежду на низкий столик. Замерла рядом, не решаясь нарушить повисшего между нами тяжелого молчания. Несколько тихих ударов сердца, и фемма ушла.

Я медленно оторвала ладонь от колена и коснулась пальцами клетчатой ткани рубашки. Натуральная, качественная, приятная на ощупь. Теплая. И, кажется, новая – ни единой потертости или лишней складочки. В любой другой момент я бы, наверное, порадовалась хорошей одежде. Но сейчас было все равно.

Взгляд медленно скользнул вверх по гладкой коже руки. Правое запястье, где раньше располагался ид-чип, было чистым – ни бурой подживающей корки, ни белой полоски шрама. От операции, проведенной Никс, не осталось и следа. Как будто и не было никогда Шей Соланы Диаз, законопослушной жительницы Абисс-сити. И прежней жизни… тоже не было.

А ведь еще недавно у меня был четкий и простой план – исправить все и вернуться. Еще недавно я верила, что все может стать как раньше – ну, или почти так же. А теперь возвращаться было некуда. Без Михелей…

Без Михелей…

Горло сдавило.

Наверное, надо было дать выход горю, острыми льдинками впивавшемуся в сердце. Надо было выплакаться. Но слез не было – усталые глаза были болезненно сухими. Где-то глубоко внутри беспокойно ворочался шейд.

– Почему ты сидишь на полу? – раздался над головой знакомый голос. – Замерзнешь же. Оденься.

Я глухо усмехнулась, не сдвинувшись с места.

– Ты говорил, что тебе нравится, как я выгляжу в твоей футболке.

– Нравится, – ровно откликнулся Кессель. – Мне нравится, когда ты в моей футболке, в моей комнате, отдохнувшая, счастливая и удовлетворенная. А на холодном полу – нет. Оденься.

Не знаю, зачем, но я подчинилась. Было что-то в его тоне, в его голосе – какой-то неоспоримый приказ, проигнорировать который было нельзя. Неохотно я поднялась на ноги, стянула ботинки и футболку, не обращая внимания на манна. Если хочет, пусть смотрит. Какая разница…

Сама я старалась на него не смотреть.

Топ, джинсы и рубашка сели отлично – у Ракель действительно оказался наметанный глаз. Но одежда не помогла согреться. Холод пробирался даже под нее. Или это просто я окоченела изнутри…

– Сола.

Разговаривать не хотелось. Я подняла голову, чтобы попросить Кесселя оставить меня в покое, но поймала внимательный взгляд и промолчала. Не дожидаясь, пока я снова уйду в себя, он подхватил меня под руку, развернул к столу дежурного медика, мягко надавил на плечи, вынуждая опуститься на стул, и занял место напротив.

Нос уловил дразнящие запахи еды – настоящей, не синтетической. Кессель подтолкнул ко мне стоявший рядом полный поднос. На плоской тарелке лежали две тонкие свернутые лепешки, доверху набитые начинкой. Мясная котлета, желтая полоска сыра, свежие овощи, буквально истекающие соком, густой пряный соус. Лепешки еще дымились, на нежных светлых боках темнели полоски гриля. В глубокой миске масляно блестели хрустящие ломтики запеченных клубней, а рядом стоял доверху наполненный стаканчик кофе.

– Ешь.

Я коротко мотнула головой.

– Не хочу.

– Тебе надо восстановить силы.

Надо было отвернуться, но не вышло. Я чувствовала, что никакими объяснениями и отговорками Кесселя не проймешь. Если уж он решил, что меня во что бы то ни стало надо одеть и накормить, отвязаться не получится. Пальцы дрогнули и неохотно вытащили из миски самую тонкую дольку клубня. Под пристальным взглядом шейдера я механически прожевала ее, не чувствуя вкуса. Подумала и потянулась еще за одной.

А потом еще и еще.

От горячей еды и крепкого кофе лед, сковавший сердце, немного оттаял. Шейд откликнулся довольным урчанием. Тело немедленно потребовало свое – вернулся голод, замерзшая кожа обрела прежнюю чувствительность, а виски заныли от переутомления и переполнявших голову мыслей.

Проснулись эмоции, притупленные душевным опустошением и болью потери. Злость вскипела внутри, не находя выхода. Отчаянно захотелось добиться справедливости, отомстить… Но только кому, если о нападавших ничего не известно? Где искать виновных в безжалостной расправе над Михелями?