— А в каком вопросе появятся? — быстро ухватил он мою скрытую мысль.

— В таком, например, — собрался я, — как воспримет конкурентов Алла Пугачева… она же сейчас у нас королева эстрады, пусть некоронованная. А тут какие-то непонятные личности ее вдруг пододвигать начинают…

— Не забивай этим голову, — строго ответил Чурбанов, — Пугачеву я на себя возьму.

После этого он налил в стакан минералки, выпил, гулко глотая, и продолжил.

— Значит так… репетиции у вас назначены на 25, 27 и 30 октября. Генеральный прогон 8 ноября, я на нем буду присутствовать в обязательном порядке. Начало концерта 9 ноября в девятнадцать ноль ноль. Смотри не облажайся, Петр… Петрович.

— Постараюсь не облажаться, Юрий Михайлович, — четко ответил я, — разрешите исполнять?

— Вольно, — смягчился он, — иди работай… да, еще одно дело — вчера ты мне звонил по поводу госбезопасности…

— Так точно, — вернулся я к столу, — вопрос решен, спасибо вам большое за помощь.

— Не совсем он решен, Петя, — помрачнел Чурбанов, — у Андропова на тебя большой зуб вырос, как оказалось.

— А за что? — растерянно спросил я, — у нас никаких непоняток не случалось… наоборот,.я ему немного помог в поликлинике на Мичуринском…

— Не знаю я деталей, — отмахнулся он, — но ты имей ввиду, если что… и веди себя соответственно, чтоб комар носа не подточил.

Что я мог сказать в ответ на это пожелание… ничего, кроме того, что всех комаров вместе с носами постараюсь извести в кратчайшие сроки. Фумигатором.

Ну а теперь у меня в программе строго Семен Наумыч Гинденбург и его таинственный протеже из Западной Европы. Времени до встречи оставалось предостаточно, поэтому я решил прогуляться пешком по осенней столице. Путь мой лежал… нет, не во мраке, а совсем наоборот — по Бульварному кольцу, повторяющему в общих чертах изгибы Садового кольца. Тверской бульвар был весь желто-красным от пламенеющих листьев лип и кленов… о, а это МХАТ имени Горького… то есть он будет когда-то таковым после разделов и расплевываний эпохи перестройки. Ефремов останется в старом здании возле Большого театра, а Доронина уведет за собой недовольную часть труппы сюда, на Тверской. А с другой стороны у нас рядом целых два музея-квартиры, Алексея Толстого и Максима Горького… меня когда-то в бытность школьником водили и туда, и сюда. Ну что могу сказать и про Алексея, и про Максима — неплохо жили писатели в Советской России, очень и очень небедно. У Горького личный особняк был в распоряжении, бывший купцов Рябушинских, Толстой, правда, можно сказать, ютился всего лишь во флигеле этого же особняка в последние годы жизни.

Задумался от нечего делать про Алексея Толстого — написал ведь человек такие необъятные тома, как Хождение по мукам и Петр 1, а запомнился в основном как автор Буратино… и еще некоторые назовут Аэлиту с Гиперболоидом. Как говорится, судьба играет с человеком, а человек играет… в бильярд и в преферанс. Еще помню в этом толстовском музее Буратино в натуральную величину, который сидел на антикварном диване… А у Горького естественно в первую очередь бросается в глаза сложно-оформленный вестибюль, весь изогнутый и вычурный… в морском стиле, как написано в путеводителе. Морского я там ничего не заметил, но то, что сделано в духе товарища Гауди, заметно… ну или наоборот — Гауди что-то взял у Шехтеля, который эти интерьеры все же немного раньше сформировал.

Тверской бульвар незаметно перетек в Никитский и я мимо театра Маяковского и Музея освобожденных народов Востока уперся в улицу Новый Арбат… ой, проспект имени товарища Калинина, конечно, всероссийского старосты с бородкой клинышком и круглых очках без оправы. Один из немногих долгожителей советского ареопага — начал ведь свою деятельность он раньше Ильича, в 1898 году был одним из участников первого съезда РСДРП, а Ильич не был. Сумел уцелеть в волнах большого террора и исключительно вовремя помер, в 46 году. Поэтому наряду со Свердловым остался и в народной памяти, и в названиях населенных пунктов, улиц и площадей. Город Калинин, допустим, в дальнейшем вернул себе историческое название Тверь, но Калининград до сих пор носит имя всесоюзного старосты. По подсчетам специалистов в 21 веке в России имя Калинина носили около 3,5 тысяч площадей, проспектов, улиц и переулков — это я понимаю, память…

Но хватит про всесоюзного дедушку, пора и делами заняться — вот ресторан «Прага», на часах без пяти три, можно заходить и приступать к знакомству с фирмачами. Швейцар оглядел меня с головы до ног, как грязную птичку, и буркнул сакраментальное «мест нет», на что я ответил — мол на меня столик заказали, вчера еще, посмотрите в расписании, там Балашов должен значиться. Швейцар скорчил утомленную рожу, но гроссбух таки открыл… поводил толстым пальцем по строчкам, нашел, видимо, нужную и ткнул пальцем в сторону зала — проходи, мол, столик номер 23 на втором этаже.

Не стал я выяснять отношения с этим хамом, нервы крепче будут, а просто поднялся по лесенке на второй этаж — столик номер 23 был практически там же, где мы в прошлый раз сидели с Намычем, чуть левее. И за ним, за 23 номером, уже нарисовались они оба — Наумыч и стильно одетый гражданин в дымчатых очках и с шикарной булавкой на галстуке, сразу видно иностранца.

— Добрый день, — сказал я плюхнувшись на свободный стул, — как дела, как здоровье?

— Это Петр Балашов, — не стал отвечать мои вопросы Наумыч, — а это Гюнтер Шульце, будьте знакомы.

— Очень приятно, — пожал я ему руку, а Наумыч оперативно разлил содержимое бутылки по трем рюмкам (я присмотрелся — это даже и не коньяк был, а совсем даже кальвадос, с ума сойти).

— За успех нашего предприятия, — сказал дежурный тост Наумыч, и мы дружно опрокинули рюмки. — А теперь давайте подробнее.

Он пододвинул мне какой-то предварительно заказанный салатик, я зацепил вилкой листик чего-то овощного и ответил:

— Давайте, я не против… вы из какой страны приехали, если не секрет? — задал я прямой вопрос этому Гюнтеру.