— Где он? — взволнованно сказала она очень повышенным тоном.

— Тут недалеко, — угрюмо отвечал ей я, — с тебя, кстати, причитается — если б не я, сидел бы твой Наумыч уже в вытрезвителе.

Ничего на это она мне не сказала, а только закинула руку партнера себе на шею и повела его вглубь вестибюля… вот и делай после этого добро людям, грустно подумал я. Но хрен с вами со всеми, а у меня и своих забот хватает…

Товарищу Семенову-Косиевичу я дозвонился сразу — он опечалился моей невозможностью поставить наконец все точки над и в наших отношениях, но не так, чтобы сильно.

— По возвращению из твоего этого… ну города… жду у себя в кабинете — позвонишь заранее, я пропуск закажу, — сообщил он мне хорошо поставленным голосом, видно, что поднаторел в произнесении речей и здравиц на своей должности.

А вот ни Миронов, ни Ширвиндт ни по одному продиктованному мне телефону были категорически недоступны. На репетиции, наверно, оба, подумал я, кладя трубку на рычаг городского телефона. Но сразу вслед за этим звякнула вертушка, осторожно так… я даже удивился — обычно она трезвонила так, что мертвого из гроба подняла бы, если б он рядом случился. А тут тихо-тихо… разные режимы что ли в нее заложены, в эту вертушку, думал я, так же осторожно снимая трубку.

— Петр Петрович? — осведомился оттуда предельно вежливый голос… не люблю таких — обычно такими голосами какие-то подлянки устраивают.

— Так точно — самый он, — подтвердил я свою личность невидимому собеседнику.

— Это Лебедянцев говорит, — продолжил голос, как будто эта фамилия мне что-то должна была сказать, но тут же поправился, — ваш телефон мне дал Андрей Александрович.

Гм… задумался я — номер вертушки я точно никому не выдавал, все, кому надо, и так его узнают. Но виду не подал, а ответил тоже предельно вежливо:

— Как здоровье у Андрея Александровича?

— Десять минут назад было цветущее, — несколько туманно ответил этот Лебедянцев, — я собственно вот по какому вопросу…

И тут он сделал серьезную такую паузу, как во МХАТе, но я тоже помолчал, пусть уж отыграет по полной программе.

— Вопрос вот какой, Петр Петрович… не согласились бы вы ассистировать Джуне Давиташвили на одном из ее приемов…

Приехали, подумал я, к экстрасенсам в упряжку уже запрягать начали.

— А что же она сама не позвонила? — справился я на всякий случай.

— Евгения Ювашевна очень занятой человек, а я являюсь ее доверенным лицом, — сообщил мне этот Лебедянцев.

— И в каком же, интересно, смысле я буду ей ассистировать? — продолжил я задавать тупые вопросы.

— Просто поприсутствуете на ее приеме, а потом пообщаетесь.

— Хорошо, — решился я, — мне это и самому будет интересно. Только вот через три часа я уезжаю в свой родной город, вернусь через два дня — тогда пожалуйста, в любое время.

На этом наше общение и прекратилось, хотя некая заноза от того, что этот хрен звонил не на городской телефон, а на АТС-2, в душе у меня осталась. Но тут в дверь позвонили — это, скорее всего Лена вернулась с работы… я выбросил из головы пьяных Наумычей и сомнительных Лебедянцевых и пошел открывать, готовясь к объяснению.

Че Гевара филиппинского розлива

— Ну так и чего ты там увидело непредвзятым и пристальным взглядом? — задал я следующий вопрос второму я.

— Сам посуди, Камак, — назвало оно меня полузабытым институтским прозвищем, — если ты сейчас возьмешь и откажешься от предложения этих барбудос (бородачей), то они возьмут и шлепнут тебя из своих калашей. Не выходя из этой землянки.

— Но-но, — притормозил я его, — я им нужен вообще-то, как врач. Так что шлепнуть это не про меня… по крайней мере в ближайшее время.

— Но покалечить-то запросто могут, — слегка сбавило тон второе я, — не ногу, конечно, и не жизненно важный орган какой, чтобы ты сам ходил и жил еще некоторое время, а вот одной рукой вполне могут пожертвовать, их у тебя две штуки.

— Угу, — мрачно подтвердил я, — а еще у меня два глаза, два уха и две почки.

— Ты и сам все понимаешь, — усмехнулось оно, — так что и выбора-то у тебя, собственно, никакого нет — соглашайся… а там будешь действовать по обстоятельствам.

— Умеешь ты успокаивать, — саркастически заметил я, — гнида казематная… ну все что ли сказало?

— Нет, не все, — продолжило оно чуть ли не нараспев, — у тебя же, Камак, как будто среди новообретенных качеств значилось умение убеждать других… помнишь, как ты медсестру в сороковой больнице умело построил?

— Так-так-так… — пробормотал я, — это когда мать там после операции что ли лежала, а я рядом сидел и помогал?

— Точно, — подтвердило второе я, — главврач тебе тогда еще попенял, что ты его подчиненных заставляешь выполнять несвойственные им функции.

— Вспомнил, — оборвал я его, — и теперь ты, стало быть, намекаешь, что можно воспользоваться этой моей недокументированной особенностью организма?