— Слушай, это долго и муторно — давай как-нибудь потом. Сейчас у меня куча дел еще намечена.

— Ну давай потом… — нерешительно согласился он, а я вспомнил еще про один вопросик.

— Как там Вика-то поживает?

— Какая Вика? — не понял он.

— Одноклассница твоя, — пояснил я, — которая рядом с парком живет, вон там, — и я показал, где.

— Наверно нормально, — замялся Димон, — я ее давно не видел.

Значит, пулю она мне прогнала, подумал я, про ее тесные контакты с Димоном… а и ладно. А как только я зашел в свою квартиру, где витали пыльные запахи (надо бы убраться), сразу же зазвонил телефон. Леночка что ли про меня вспомнила, подумалось мне… но это оказалась совсем не она, а Зина-корзина.

— Привет, Петя, — сказала она в трубку, — помнишь меня?

— Как не помнить, — отозвался я, — я тебе еще семьдесят рублей должен остался.

— Да забудь, — ответила она, — не до денег сейчас — мне нужна твоя помощь… срочно.

— Сделаю все, что в моих силах, — так высказал я свою мысль, — только сначала к матери загляну, а потом сразу к тебе на Тюменскую…

— Лучше сразу к сороковой больнице подходи, — поправила она меня, — там есть вход со стороны Тюменской, буду тебя ждать на ступеньках.

— Договорились, через час примерно, — и я повесил трубку, размышляя, что же так понадобилось от меня Зине.

Мать еще в школе была, как сказал физрук, так что я отправился прямо туда через парк культуры и отдыха. Встретил ее на выходе с крыльца 160-й школы — вид у нее был не сказать, чтобы цветущий, но и особенных озабоченностей я тоже не заметил.

— Пойдем, я тебя ужином накормлю, — предложила она, — ты наверно голодный.

— Да спасибо, — отговорился я, — в кремлевской столовке пообедал, не хочу пока. Расскажи лучше, как у тебя дела.

Пока медленным шагом шли по парку, она выложила мне свои размышления и переживания. Более-менее все у нее нормально оказалось, а переживания в основном со мной были связаны.

— Да успокойся, — утешил я ее, — все хорошо у меня, почти как в этой песне, как уж там — все хорошо, прекрасная маркиза, дела идут и жизнь легка. Вполне возможно, что и вернусь сюда с концами, но это пока неточно.

— Ну и прекрасно, — повеселела она, — ты хоть иногда позванивай из своей Москвы.

Я довел ее до подъезда, где жил физрук, и на этом мы распрощались. Отправился выполнять обещанное Зине-Корзине, благо до сороковой больницы отсюда совсем рукой подать было. Обогнул парковое озеро, прогулялся вдоль трамвайной линии восьмого маршрута — а вот и она, больница наша районная. Зины нигде видно не было, только больные прогуливались по скверику в пижамах и халатах. Она вышла на крыльцо минут через десять, увидела меня и подошла… даже подбежала, можно сказать.

— Хорошо, что не отказался, — начала она, — пойдем, там к тебе дело есть.

— Стой, — притормозил я ее, — ты же сама мне, кажется, говорила, чтоб я больше сюда ни ногой не ходил — было ведь такое?

— Это когда было? — присвистнула она, — с тех пор много воды утекло, так что идем без разговоров.

Я и заткнулся, вспомнив, что сам говорил недавно что-то подобное одному собеседнику. Поднялись на третий этаж, тут как раз начинался больничный ужин — площадка в центре коридора была густо усажена больными, пережевывающими дежурные блюда. Мы прошли мимо них, и Зина отворила дверь в ординаторскую.

— Заходи, — сказала она, — гостем будешь.

Внутри сидел ее отец, как уж его… Иннокентий Палыч что ли… вид у него был нездоровый, это я прямо с порога определил наметанным глазом.

— Ну здравствуй, Петя, — сказал он каким-то очень тихим голосом, — раньше я лечил других, а теперь настала пора самому лечиться…

— Врачу — исцелися сам, — всплыло у меня из памяти, — или на языке оригинала «кура — те ипсум».

— Правильно, — сделал он попытку улыбнуться, неудачную, — если ты сам себя не излечишь, то какой же из тебя нахрен врач, если по-нашему.

— Рассказывайте, — я сел на соседний стул, — и пусть Зина погуляет пока, ни к чему ей эти подробности.

Сороковая больница

Зина деланно возмутилась, но мое пожелание выполнила — очистила место наших переговоров.

— Отек легких у меня, Петя, — сообщил Иннокентий, — или если по-научному, то острая левожелудочковая недостаточность с легочной венозной гипертензией.

— Так это, вроде бы, лечится, — подал я голос, — это не онкология четвертой степени.

— Лечится, — согласился он, — но не в моем случае, процессы очень далеко зашли… сегодня с утра консилиум был с приглашением специалистов этого профиля из других районов — срок жизни они мне отмерили в неделю. Поэтому надежда у меня только на тебя — ты же, как люди говорят, самого Леонида Ильича вылечил.

— Какие честные люди специалисты ваши, — задумался я, — правду-матку в глаза лепят. Что же касается Леонида Ильича, не стану ни подтверждать, ни опровергать, врачебная тайна, знаете ли. А с вашими проблемами могу, конечно, попробовать что-то сделать, но результат, сами понимаете, гарантировать сложно, это не Госстрах, который деньги в любом случае вернет.