— Спать будешь тут. — Он указал на пустующий денник. — Соломы принесешь, попоной покрой. За лошадьми ходил раньше?

— Думаю, да…

Конюх удивленно поднял брови и Аск объяснил:

— Я после ранения ничего не помню.

— Научишься, дело нехитрое. Будешь лениться или вредить лошадям — выпорю.

— Я это уже понял, — мрачно ответил пленник.

Как выяснилось, в конюшне работало еще двое крестьян из села, принадлежавшего барону. Они являлись в замок утром, когда опускался мост через ров, привозили сено, чистили лошадей, выводили их на прогулку. Аску досталась самая грязная работа: чистить денники, носить воду, выгребать навоз из конюшни. Несколько раз ему на глаза попадался Пако. Мальчишка выглядел опрятным в исправном, чуть великоватом сюртучке с чужого плеча, и полностью довольным жизнью.

Осень медленно, но верно вступала в свои права, погода стала чаще портиться, затяжные дожди сменяли заморозки, лошадей стали накрывать на ночь попонами, про Аска же, казалось забыли, он так и ходил в холщовых штанах и рубашке, деревянные башмаки от холода тоже не спасали. Пленник рассудил, что по такой погоде побега от него точно никто не ожидает и, как только убедился, что все заняты своими делами, направился к воротам, рассчитывая покинуть замок, а дальше — будь что будет. Ему удалось без помех выйти за ворота и ступить на мост надо рвом. Ошейник он заблаговременно замотал найденной тряпкой, вместо плаща приспособил сложенный углом мешок из-под зерна, внешним видом он напоминал оборванцев, которые изредка приходили просить милости у барона, поэтому никто на него внимания не обращал. Аск уже в душе радовался, что сумел покинуть замок незамеченным, как все его тело скрутила невыносимая боль и он рухнул на землю, не в силах сделать ни шагу. Плечо левой руки будто жгло огнем, этот огонь не давал пошевелиться. С трудом нашел силы проползти пару шагов прочь от замка, но новый приступ боли сковал тело так, что даже дышать было больно. Сколько он так пролежал под холодным дождем — Аск не знал. Мало ли бродяг валяется по дорогам.

Только когда начали сгущаться ранние сумерки, к нему подошли, не церемонясь подхватили под руки, потащили по камням двора, по лужам к столбу, врытому напротив конюшни. Привязали за руки так, что едва мог дотянуться пальцами ног до земли, сорвали с плеч ветхую рубашку. На плече вилась затейливая вязь, невидимая до этого момента рабская печать. Аск с горечью осознал, что с такой печатью ошейник — просто лишний. Наемники лениво переговаривались между собой о том, что у Реста баба обнаглела и не пускает его пропустить кружку-другую в таверне, что у Тео пес совсем плох, хромает и почти не встает, видать сдохнет не сегодня-завтра, а какой нюх имел отменный. Новость о том, что рабу не удалось далеко убежать, даже не заслуживала разговора, были другие, более интересные темы. А потом свистнула плеть, рассекая воздух и впиваясь в спину, после чего погасла и перестала гореть чертова печать на плече.

Били его долго. Он терял сознание, его приводили в себя, давали немного отдохнуть, и начинали заново.

Наконец показался родной замок. Ивон ударил лошадь пятками, пуская её вскачь. Перед воротами пришлось подождать, пока охранник откроет тяжелую створку. Оно и понятно, никого в гости не ждали, праздника никакого нет, торговцы разъехались, чтобы успеть по домам до осенней распутицы.

— Хозяин вернулся! — поднялся крик.

Управляющий встретил поклоном возле ворот, будто специально караулил его приезд.

— Какие новости дома? — спросил Омура, отдавая поводья конюху и направляясь ко входу в замок.

— Урожай в этом году хороший, все собрали вовремя, у крестьян зерно для продажи осталось. Репа плохо уродилась, медведка, будь она неладна, попортила много… — Принялся докладывать Брайан, степенно шагая рядом. Позади раздался скрип телеги. Подоспевшие дружинники радостно приветствовали обитателей замка.

— Там я двух рабов привез и еще кое-чего, разберите с Улраном…

Не успел Ивон закончить, как на него налетел ураган из радостного крика, вихря пышных юбок и цветочного аромата.

— Ты не мог разве вестника отправить? — воскликнула сестра. — Мы бы к твоему приезду подготовились. Барашка зажарили, баронессу Стасию позвали бы, она почти каждый день вестников шлет…

— Подожди, — Ивон поцеловал и отстранил сестру. — Стасию не нужно, через пару дней я сам к ней наведаюсь. А вестника не послал. Ты же знаешь, не люблю я их.

Невысокая рыжеволосая младшая сестра, Горлина, внимательно и чуть насмешливо посмотрела на брата.

— Боишься?

— Я не понимаю, почему Стасия решила, что я обещал на ней жениться. Кто ей это сказал?

— Она теперь женщина одинокая, сама может мужа выбрать, — лукаво улыбаясь ответила сестра.

— А ты и рада, подруга твоя как-никак, — с улыбкой проворчал Ивон.

— Пойдем к столу, поешь, как раз воду нагреют, затем вымоешься с дороги и про осаду расскажешь.

Сестра решительно взяла брата за руку и повела в трапезную. Слуги торопливо носили еду на стол: домашний сыр и копченое и вареное мясо, теплый, только из печи хлеб, пряные травы и овощи с огорода, вино. В комнате уже разожгли камин. Тепло от горящих поленьев и живая улыбка сестры сказали, что он наконец-то дома. Ивон довольно улыбнулся и уселся на свое место во главе стола.

Горлина устроилась рядом, подавала брату самые вкусные куски да подливала вино, ухаживая за ним. Наевшись, Ивон бросил нож и откинулся на спинку стула.

— У меня просьба к тебе, — обратился он к сестре. — Я двух рабов привез, один здоров, а второй — нет. Сможешь его вылечить?

Горлина удивленно подняла бровь.

— Я посмотрю, что можно сделать. Но почему ты решил завести рабов?

— Другие держат, почему бы и мне не попробовать? — отшутился Ивон.

Горлина подошла к брату и ласково положила ладошку на затылок.