Я чешу затылок, потому что будет глупо просто сказать: нет, я понятия не имею, где мы находимся. Нет, я, конечно, знаю, что дедушка и бабушка поженились в Афганистане, но это все равно что сказать: мои родители заключили брак в Соединенных Штатах Америки. А более подробные детали мне неведомы. Я хмурюсь.

– А где твой дом?

– Не здесь! – отвечает она. – Мне надо вернуться туда, где мои друзья. Где моя мама. – На этих словах ее голос ломается, и по моим собственным щекам текут жаркие слезы. – Где я мечтаю быть.

Она бежит прямо ко мне, и я сжимаюсь, готовая к столкновению. Вскидываю руки – однако она исчезает.

А когда я опять открываю глаза, вокруг ничего нет, только я и темнота.

Но во мне остался след этой встречи. Вокруг меня бурлит гнев этой девочки. Он обжигает мне грудь, как будто она влетела прямо внутрь меня и разожгла свой костер в моем сердце. Словно хотела сказать: «Сбереги память о том, какой я была».

А когда наступает рассвет, я никак не могу найти ожерелье. Оно как сквозь землю провалилось.

Сколько я себя помню, история всегда рассказывалась так.

Жила-была юная девушка, чье сердце покорил красивый юноша с глазами цвета пасмурного неба. Они встречались под сенью тутового дерева. В один прекрасный день юноша подарил девушке цветок и вплел его ей в волосы.

День шел за днем, один цветок превратился в два, потом в двадцать, потом в двести.

Так прошла вся их жизнь, и каждый год, в день их первой встречи, юноша – уже ставший седым стариком – дарил своей возлюбленной цветок, вплетая его ей в волосы. Пока не настал день их прощания. Навсегда.

Сижу на кухне, в своем любимом уголке, склонившись над ноутбуком, и грызу большой палец. В коридоре гудит и пощелкивает стиральная машина. Я вслушиваюсь в ее тихое «та-тунк-та-тунк». Эта история передавалась из поколения в поколение, из уст матери в мои уши, и пересказывалась мне миллион раз, когда я росла. Это история любви моих бабушки и дедушки, история происхождения семейства Амани.

Эта история, пожалуй, была лучшей в долгой саге дедушкиной жизни, потому что она давала детям путеводный свет, непосредственный пример того, что значит любить и быть любимым. Я часто пряталась за этими рассказами, когда история любви мадар и падара пошла под откос. Мне почему-то казалось, что у меня все будет как в волшебной сказке.

А теперь я в этом не уверена.

Честно говоря, я вообще не думаю, что истории любви бывают на самом деле.

По-моему, это просто истории.

Плод выдумок «Когда-то давным-давно» и «Жили они долго и счастливо».

Но зачем?

В кухню входит мадар, за ней биби-джан. Мама усаживает бабушку в ее кресло и прямиком направляется к холодильнику. Глаза биби опухли сильнее, чем обычно. Рука касается голой шеи. Вокруг ее пальцев вьются тонкие ниточки тьмы, они сгущаются и ложатся на шею, как цепь.

Моргаю.

Тень исчезает.

– Мертвые восстали, – шутит мадар, копаясь в холодильнике. – Ты сказала отцу, во сколько тебя забирать?

– Что? С какой стати мне сегодня туда ехать?

– Сара, сегодня День отца. – Мадар включает газовую плиту и ставит на конфорку миниатюрнейшую сковородку. – Как ты могла забыть?

– А-а. – Неужели уже середина июня? Хлопаю по карманам в поисках телефона, но… Ну конечно, он же сдох. Мертв, как те истории, которые были для меня бальзамом на душу. Всматриваюсь в лицо биби-джан. Если ее история любви – ложь, то как насчет всех остальных?

Знаю ли я вообще что-нибудь о своей бабушке?

– Нет, это слишком много. – Биби-джан отодвигает тарелку. На ней всего одно яйцо всмятку. Биби хочет встать. – Я все равно не голодная. – Слова превращаются в бормотание. Это уже не песня, а заезженная пластинка. – Где Ирина?

– Ну, съешь, пожалуйста, хоть немножечко. Ради меня. – Мадар широко улыбается и приглаживает непослушные бабушкины кудри. – Давай поедим вместе. – Она садится рядом с биби и отпивает чай из своей чашки. – Ну хоть выпей чего-нибудь. – Мадар придвигает к ней чашку чаю – единственное, что биби выпьет самозабвенно, – приправленную лекарством.

Биби смотрит на мадар, и в глазах на миг вспыхивает искра.

– Какая красивая девочка, – говорит она, садится и отпивает свой напиток.

Будь все как обычно, я бы постаралась поймать этот миг, сохранить его в памяти, как нестираемый файл.

Но сейчас далеко не все как обычно, и мне меньше всего на свете хочется ехать к падару.

– Может быть, – медленно говорю я, – мне лучше остаться здесь? В этом году. – Нет сил посмотреть на мадар или биби-джан. – Что-то меня немного лихорадит. Скажешь ему, что я побуду дома?