– Странно, – говорит она, доставая чайные чашки.

В стеклянных дверцах шкафа мелькает отражение Малики. Тени сплетаются еще гуще и вдруг, ни с того ни с сего, начинают стягиваться. Мадар теряет равновесие, чашки падают и разбиваются.

– Ты не поранилась? – Я вскакиваю с дивана. Стоило мигнуть – и дождь опять стал просто дождем. Свет горит ровно, нигде никаких теней. И отражений Малики.

– Наверное, споткнулась о кошку или еще обо что-то, – бормочет мама, пряча лицо в ладонях.

– Ничего, я приберу, – говорит хала Фарзана на фарси. – Успокойся, Наргиз-джан, отдохни.

Я пытаюсь проглотить холодный комок в горле, но он слишком велик. Мне так и не довелось узнать, как это здорово – иметь сестру, человека, который связан с тобой самыми близкими узами. Думаю об одиночестве, терзающем Малику. Интересно, что она почувствует, когда узнает, как много у нее сестер.

Смогут ли эти люди заполнить трещины в сердце?

Не свожу глаз с мадар. Она смотрит куда-то вдаль.

Или одиночество все-таки останется?

Время медленно тянется в дымке, пронизанной сновидениями о длинных коридорах и призрачных криках, которые поглощает тьма. Я бегу к чему-то – или от чего-то. Или от кого-то.

После похода в Самнер меня стали терзать тяжелые сны, переплетающиеся с тенями моей комнаты. Тихо бреду по коридору, направляюсь к холодильнику. Заколотые на макушке волосы свисают на лицо, и почему-то кажется, что сейчас это уместно. Иногда просто хочется съежиться в клубочек, допить свою кружку с Хаку и закончить на этом все дела.

– Ждем вас через два дня. – Мадар машет Ирине, готовой сесть в такси. – Хороших выходных. Передавайте привет вашему отцу. – Она захлопывает дверь и сдергивает с моих плеч пушистое одеяло. – Погоди-ка, торопыжка.

Будь все как обычно, я бы придумала какой-нибудь колкий ответ. Но сейчас я слишком устала.

Мадар хмурится. Ее наманикюренная рука откидывает мне волосы и щупает лоб.

– Хм. Что-то ты горячая. – Теперь касается щеки. – И бледная.

Я дрожу, плотнее укутываюсь в одеяло.

– Со мной все хорошо. – В горле что-то щекочет, я вскакиваю и разражаюсь приступом кашля.

Мадар бросает на меня взгляд, кричащий: «Ну почему с тобой так тяжело?»

– Ты принимаешь витамин С?

– Да. – «Нет».

Мадар почему-то верит в чудодейственную силу витамина С. И ни во что иное. Только в это. На ее взгляд, все, что нужно для долгой и здоровой жизни, – это цитрусы и куркума.

– Мне надо бежать. Сможешь отвести бабушку к хале Фарзане? – Это даже не вопрос, а утверждение. Мадар уже на полпути к машине, машет хале Фирозе, идущей по улице, и оглядывается, чтобы убедиться, дошли ли до меня ее слова.

– Да, да.

Бегу к себе в комнату, натягиваю первые попавшиеся более или менее чистые легинсы. Вот он, удобный случай, которого я давно жду. Однако из комнаты биби-джан доносятся приглушенные вскрики и грохот выдвигаемых ящиков.

– Так я и знала, что он их забрал! – В меня летят штаны, и я едва успеваю увернуться. – Мои самые дорогие браслеты! – Биби бросает на меня обвиняющий взгляд.

Тихо прислоняюсь к стене и жду, пока бабушка выпустит пар. В конце концов она остывает. Биби всегда сильно нервничает, когда Ирина уходит, но успокаивается при виде меня. Врачи говорят, это типичный побочный эффект деменции. В таких случаях лучше всего сохранять терпение и соглашаться с любыми словами больных. Все что угодно, лишь бы успокоить их растерянный разум. Поэтому я считаю до трех и выхожу к ней, сияя мегаваттной улыбкой.

– Биби-джан, давай пойдем в другой твой дом. Может быть, ты оставила их там.

Как по волшебству, биби-джан снова становится собой. Пальцы выпускают ручки ящиков, лицо разглаживается.

– Да, сейчас, только возьму тросточку, – говорит она и берет меня под руку. Целует в щеку. – Какая хорошая девочка.

Мы шагаем по улице. Биби-джан, крепко вцепившись в гладкий белый платок, указывает на каждый дом.

– Это наш дом. Мы его купили первым. – На самом деле это дом халы Фирозы. – И вон тот тоже. – Она гордо выпячивает грудь. (А это дом маминой троюродной сестры.)

Наши родственники, и близкие, и дальние, рассеяны по всему кварталу, как будто во время войны все они дружно снялись с места и переселились сюда.

Обосновавшись в тихом пригороде на Лонг-Айленде, они словно создали свой собственный срез истории. Говорят, нам еще повезло, что наше сообщество не раскололось и не разъехалось по всей Америке. Ведь среди других семей, приехавших искать убежища, мало кому это удалось.

Но в этих рассказах отсутствует одна небольшая частичка истины. Оказывается, в наших рядах кое-кого не хватает. Очень важных людей. Держа биби за руку, я мысленно возвращаюсь в Самнер, к залитому слезами лицу биби-воспоминания. В сумасшествии прошлой ночи так и не успела задать самые главные вопросы.