С другой стороны, кто такой этот Ткач? Он же мне не представлялся, никакого удостоверения личности не показывал. Мало ли тут кощеев шастает, всех слушаться? А вот договор с законоотступником — это другое дело. За такое, как в том анекдоте, можно и партбилета лишиться.

Думал, а внутри все сжималось от необъяснимого первобытного страха. Ткач если захочет, меня на части размажет и скажет, что так и было. Может, лучше удрать, пока есть возможность?

Вот только что-то мне подсказывало, что от этого персонажа далеко не убежишь. Он довольно легко выследил Вранового, обратившись в псевдопса. По запаху? Наверное, с него станется. А еще меня интересовало, что значило «отдать часть своей силы на развитие промысла»? Он вроде вампира, что ли? Одни вопросы.

В общем, скрепя сердце, я добрался до Зверя, а после вернулся к дому на машине. К слову, Мазда сюда бы точно не пробралась. А вот мой «Прадик» дошел особо не напрягаясь.

Ткач же не терял даром времени. Он «снял» Наташу с дерева, предусмотрительно оставив в ее плече огромный сук, который пробил тело насквозь. Разве что обломал его. Понимал, что если вытащить, польется кровь.

Вынес рубежник и Ритву на улицу, уложив рядом с бесчувственной Ингой. Интересно, эти двое тоже будут врагами? Вероятность, как по мне, довольно большая. Эх, Мотя, Мотя, такое ощущение, что ты не человека спас, а лишь отсрочил неизбежное. Теперь Инга будет ненавидеть Ритву, видя в ней хист Вранового. А та ответит Травнице тем же.

Вроде не молодые бабы, а так и не понимают, что ненависть порождает лишь ненависть. Хреново быть единственным Леопольдом, где каждый так и норовит схарчить друг дружку.

Ткач без всяких слов бережно погрузил женщин на заднее сиденье. К единственной находящейся в сознании Наташе он легонько прикоснулся и та сразу заснула. Согласен, так будет лучше. Мне бы не хотелось чувствовать затылком на себя полный злобы взгляд.

— Все, папоротник забрал, воеводе отдал, тело уничтожил, только руку в доказательство оставил. Так что поехали, — махнул Ткач, устраиваясь на переднем сиденье. — Давай аккуратнее, все-таки ценный груз везешь.

Я так и не понял, пошутил он или говорил серьезно. Но мы поехали. Молча, каждый занятый своими мыслями. Пока наконец меня не прорвало.

— Так вы в итоге кто такой-то? Нет, что кощей вижу, не слепой. А если не в двух словах?

— Михаил Семенович Писарский, окольничий Великого Князя Новгородского Святослава Пятого. Больше известный под прозвищем Ткач. Можешь так и называть.

— Матвей Бедовый. Можете так и называть.

— Сам себе прозвище дал?

— Бабушка так называла. За невезучесть.

— Ох сколько вам, молодежь, открытий чудных, готовит просвещенья дух.

— Чего? — не совсем понял я.

— Вообще бедовый — это значит бесшабашный, храбрый. Получается, твоя бабушка, Матвей, тебя неправильно называла.

— Ей можно, — ответил я. — Она родилась в последний год войны, закончила всего шесть классов. Не до этого было. Да и слово редкое. Что до прозвища, то как-то так получается, что оно все равно верное. Я как-то сам того не зная, в неприятности влезаю.

— Ну, Бедовый — в смысле невезучий, так Бедовый, — легко согласился кощей.

Мы медленно выбрались с лона природы и проселочной дороги, вернувшись на родной асфальт. Трясти стало меньше, но я все равно не торопился разгоняться.

— Вы, значит, шить любите? — спросил я.

— Почему? А… — звонко рассмеялся Ткач, до которого наконец дошло.

Вообще, если бы я не видел, как легко этот рубежник убил Вранового, то посчитал бы его хорошим парнем. Незаносчивый, общается со мной запросто, словно с равным, веселый. С ним вообще можно было бы подружиться. Наверное.

— Нет, просто я вплетаю промыслы своих жертв в свой, — сказал кощей. — На начальном этапе это было сложно. Я очень долго болтался с одним рубцом. Буквально несколько лет. Понимаешь, чтобы повысить мой хист, нужно сначало убить рубежника, а потом использовать его промысел. Но здесь есть ряд сложностей.

— Каких? — спросил я, у которого от услышанного небо высохло.

— Во-первых, я не полностью, так сказать, захватываю хист. Лишь определенную его часть. К примеру, способность метаморфозировать тело я смог, убив Пса. Сильный был рубежник и опытный. Но, как ты видел, я могу лишь менять часть себя, такая вот особенность.

Он вытащил сигареты, даже не спросив меня, можно ли здесь курить. Открыл окно и тут же задымил. Я вообще не выносил сигаретный дым. Но конкретно эти приятно пахли ментолом. И даже будто вовсе сигаретами не были.

— Во-вторых, мне еще необходимо подчинить чужой хист. Это тоже не всегда простая задача. Я могу убить рубежника, но не совладать с его промыслом. Не знаю как объяснить, это своеобразная борьба с сами собой. Понимаешь, иногда даже приходится применять сверхусилия, договариваться. Вот, чувствую, с хистом Вранового тоже все не так просто. Но зато мне будет чем заняться ночью.