– Почему ваша семья переехала в эти, в общем-то, дикие земли?
– задала давно интересовавший ее вопрос Марья.
– Ведь сыроварни это такое дело, что быстро все наладить весьма сложно.

– О да, папе, да и нам с мужем, пришлось потрудиться, чтобы наши сыры стали такими. Но у моей мамы не совсем белая кожа. Папа не мог жениться на маме, пока была жива его жена...
– Флора примолкла, вдаваться в подробности ей явно не хотелось, но и быть не понятой тоже. А еще просто хотелось выговориться, ведь эта странная циркачка завтра уедет. Женщина вздохнула и пустилась в объяснения.
– Папина первая жена после того как родила сына, моего старшего брата по папе, заболела. Ребенка не признавала, а нянчила куклу. Буквально не расставалась с ней, всем рассказывала, какой у нее спокойный ребенок, не плачет никогда. Только об этом и говорила... Мама была рабыней, но общество...
– миссис Флора запнулась, подбирая слова помягче.

– Общество, как всегда, лицемерно делало вид, что ничего такого нет!
– решила ей помочь Марья.
– И детей полукровок нет. Если папочка продает свою дочь-рабыню, это нормально, а вот если признает и заботится - то ужас, ужас.

– Меня папа признал и учиться отдал в пансион. Только, это не был пансион для белых леди. У нас девочек учили, чтобы они стали образованными «компаньонками». И вовсе не престарелым дамам.
– Флора развела руками.

– Чего уж не понять, такая «компаньонка» и стоит дороже... Ка-а-злы!

– Потом, когда его первая жена умерла, рабство уже отменили и мама с папой обвенчались. Его сын был против. Устроил такой скандал - что он не потерпит мачехи черномазой. Его жену и детей многие стали игнорировать. Вот папа и уехал, забрал половину хозяйства, людей, кто захотел с нами отправиться. Когда приехали, вождь Желчь показал, где подходящее место есть и для дома, и для пастбищ. Тут же никто сам по себе не селится, когда приезжают новички, им индейцы показывают, где можно поселиться. Обычно на выбор два-три места, вот и нам показали. Первенец наш уже тут родился, пока обустроились, вроде все наладилось. Да только мама стала болеть, кашляла сильно, и док из Пирра сказал, что нужен жаркий климат, а лучше берег океана. Родители уехали в Калифорнию, там маме хорошо, а мы тут с мужем...
– она вздохнула и помрачнела от горьких воспоминаний.

– Знаешь, как говорят индейцы? У души не будет радуги, если в глазах не было слёз!
– постаралась подбодрить женщину Марья.
– Все еще будет.

– Эх, знать бы, где живет эта радуга...
– грустно улыбнулась Флора.

– А вот это можно узнать!
– Марья встала.
– Пошли к Заре! Она у нас в последнее время всем свадьбы предсказывает и двойни! В Чорторые половине женщин беременности предрекла. Кому уже, кому скоро, таки не скажу, что все сильно обрадовались!

На лице темнокожей женщины появилась улыбка робкой надежды, но и недоверие одновременно.

– Пошли, пошли, она у нас настоящая видящая! Ну что ты теряешь?
– буквально потянула ее за собой Марья. Однако на ступенях веранды они задержались, наблюдая за Невсом и хозяйской собакой. Котяра лежал на наклонной плоскости, почти под крышей какой-то хозпостройки, свесив с нее лапы и хвост. Псина подпрыгивала, стараясь достать до кошачьего хвоста. Пятая конечность поддергивалась вверх в последнюю долю секунды, и челюсти клацали вхолостую. Собака прыгала молча, не издавая ни звука, только горло у нее дрожало, и казалось, вот-вот залает.

– Невс, скотина, оставь тварюшку в покое!
– гаркнула Марья так, что кошак шуганул вниз прямо из лежачего положения. Рванул в сторону циркового лагеря, как заправский заяц. Собака кинулась следом, но была остановлена окриком хозяйки и поплелась назад, то и дело оглядываясь.

– Ну, я этой рыжей сволочи устрою!
– прищурилась Марья.

– Да и наша Флай, не лучше!
– Флора, поймала собаку за ухо и укоризненно пожурила: - Говорила я тебе - не обращай внимания на эту зверюгу!
– женщины переглянулись и засмеялись.

– Вот любит он собак доводить, - извиняясь, признала Марья.

– А, по-моему, он старается заставить Флай залаять, - не согласилась с ней хозяйка.
– Она у нас молчаливая, совсем не лает, только рычит на кое-кого...

– Что у нее за порода? Аусси явно поучаствовали…

– Не знаем,- хозяйка улыбнулась. – Наверное, кто-то от соседей постарался, у индейцев кобелей хватает.

Зара отдыхала, попивая чай и покуривая трубку. Вчера вечером она работала, усевшись на разостланном ковре, опираясь спиной о колесо фургона. Живописно задрапировавшись в две шали, раскладывала веером потрепанную, но от этого еще более убедительную колоду карт. Правда, после пары часов такого сидения кряхтела, невзирая на мазь, выданную Ло, весь оставшийся вечер и жаловалась на старые кости. Поэтому с утреца установили «магический» шатер, соблюдя все правила создания рабочей обстановки. На приеме у старой цыганки уже побывала самая решительная часть женского населения ранчо. Остальные, видимо, набирались храбрости, и у Зары образовался перекур. Увидев входящих, она отложила трубку и, предвкушающе улыбаясь, потерла руки и «запела»:

– Ой, красивая! Наконец пришла к старой Заре, судьбу свою узна...

– Зара-а-а, - тоже нараспев перебила ее Марья.
– Мож, ты по-человечески говорить будешь, а?

Цыганка шлепнула карты на стол, уперла руки в бока и возмущенно обратилась в миссис Флоре:

– Нет! Ну как можно так работать?! Я гадалка или где? У меня образ, у меня этот, она щелкнула пальцами, антураж! И как ее? О! Харизма! А ехидна эта меня все время сбивает!
– цыганка топнула ногой под столом. Флора изумленно распахнула глаза, а потом прыснула, прикрыв губы ладонью.
– Вот-вот!
– Зара ткнула длинным узловатым пальцем в посетительницу, а потом обвела рукой помещение.
– Я что, вот это все для себя делала?! Гадание - это таинство, ты ж не в контору стряпчего пришла!