Не давая ей времени подумать о сне, от которого она только что проснулась, Доминик взял ее рот в поцелуй с языком, который погрузил ее в омут с головой, и она испугалась, что он исчезнет прежде, чем она сможет узнать, существует ли он на самом деле. Или, как и Кейн, он был плодом ее воображения, вышедшим из-под ее контроля.

Обхватив рукой ее грудь, он сжал пальцы, подтверждая, что его прикосновение действительно реально и что Доминик, пробравшись в ее комнату, рисковал верной смертью.

Перед тем как перевернуться, она намеревалась обвести Кейна вокруг пальца, даже если это был гребаный сон, но с Домиником она чувствовала, что обхватывает его все крепче и крепче, задыхаясь в его жгучем аромате.

Не имея ни мозгов, ни, тем более, чертовой силы воли, чтобы остановить его, Мария поддалась сыну дьявола, и в то время как добрая католичка кричала, чтобы она прекратила это, поскольку ангелам место на небесах, Доминик заставил Марию надеяться на ад... раздавив совесть доброй девочки, пытавшейся испортить момент одним воображаемым каблуком в крови.

Ослабив хватку на ее груди, Доминик спустил верхнюю часть ее платья, а затем крепко схватил другую.

Когда он крепко прижал ее к матрасу, это не испугало Марию, а усилило возбуждение, бушевавшее в ее теле.

Что это было за слабое котячье дерьмо, которое он заставлял ее чувствовать? Неужели это то, что заставило Неро написать ту сопливую статью по английскому? Если Доминик продолжит в том же духе, ей, возможно, придется написать поэму, чтобы описать безумное желание, проходящее через ее тело.

Когда он перекатывал сосок между большим пальцем и пальцем, Мария чуть не начала стихотворение прямо там и тогда, только чтобы заставить его сделать это снова.

Нижняя часть ее тела кричала, делая сальто от желания большего, и когда Доминик оторвал свой рот от ее рта и положил его на сосок, ей пришлось засунуть руку в рот, чтобы не закричать.

— Прикоснись ко мне, — прошептал Доминик. — Ты знаешь, что хочешь этого.

— Нет. Я. Не надо. — На этот раз ее голос не предал ее.

— Да. Ты. Хочешь. — Смех Доминика и его чертовы ямочки отправили ее в другое измерение.

Этот Лучано собирался получить тяжелый урок, который могла преподать только эта женщина Карузо.

Мария перерезала горло своей доброй католической совести, которая продолжала кричать ей, что Карузо вышвырнула бы Доминика из постели, как только увидела его. Потирая твердый комок за штанами Доминика, плохая Мария взяла все в свои руки.

Обхватив его ногами за талию, она притянула его к себе еще сильнее, покачивая бедрами и посылая голод, который был полон решимости найти разрядку, в которой ей отказал безвременный уход Кейна.

Убедившись, что Доминик так же возбужден напрягшимся членом, который она чувствовала в своей руке, Мария стала еще более дерзкой.

Взявшись обеими руками за пуговицу брюк, Доминик, чтобы не отстать от нее, поднес свои татуированные руки к ее бедрам, раздвинул их шире, чтобы освободить больше места, и рывком опустился на колени.

Мария ошеломленно вздохнула, прежде чем расстегнуть молнию на джинсах, которые она уже расстегнула, и распахнула их, чтобы увидеть его член, торчащий наружу.

Мария нежно провела пальцем по его кончику, услышав, как он издал шипение удовольствия.

Наблюдать за тем, как его член становится все длиннее и шире, было для нее незабываемым занятием, потому что, если она не была уверена в этом раньше, то теперь она была чертовски уверена в этом. Это казалось таким ох*енно реальным. Это чувствовалось, бл*дь, так реально. Потому что так оно и было.

Протянув руку, Доминик схватил ее за бедра и рывком поднял вверх так быстро, что ее голова упала назад. Усадив ее на согнутое бедро, ее голый бугор уперся в его ногу.

Схватившись за его плечи, она держалась за жизнь, боясь, что ее будут мучить, чтобы она снова проснулась, одна в своей постели.

Он обхватил мягкую плоть ее задницы, раскачивая ее на своей ноге, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, затем снова замедляя темп по мере приближения кульминации. Трение его брюк о ее клитор заставило ее прижаться к нему еще крепче.

Обхватив ногами его мускулистое бедро, Мария попыталась восстановить контроль над собой, чтобы броситься с обрыва, на котором он ей отказывал. Но Доминик не был ничьей марионеткой: он уложил ее спиной на кровать, а затем приник ртом к ее клитору, что еще больше усилило реальность происходящего.