Это наш обычный столик, один из ближайших к ревущему каменному камину. Часть деревенского очарования обстановки в бистро L'Flor заключается в том, что ни один из стульев с бархатными подушками не одинакового цвета. Те, что за нашим столиком, темно-синего цвета – причина, по которой Гриша утверждал, что выбрал именно этот столик, когда впервые привел меня сюда, а также потому, что близость к огню была романтичной. Прямо сейчас огонь кажется спасительным, я почти снова могу чувствовать свои пальцы.

Я не думаю, что когда-либо смогла бы привыкнуть к подобному обращению, даже если бы мы с Гришей встречались годами, поженились и состарились вместе. Не то чтобы это было возможно, когда-либо, теперь я это знаю. Но все равно так странно, что меня узнала хозяйка, что у меня есть отдельный столик в ресторане, точно так же странно, что водитель возит нас повсюду, горничная убирает мои вещи и дюжина других мелочей, которые ежедневно напоминают мне, что мы с Гришей пришли из очень разных жизней.

— Лидия! Дорогая! — Дорогая. Гриша встает, как только видит меня, выходит из-за стола и мгновенно сжимает мои руки в перчатках. Кажется, что он почти собирается поцеловать меня, прежде чем останавливает себя, отстраняясь и прочищая горло. — Я так рад, что ты пришла, — говорит он, и его голос звучит достаточно искренне, что я могла бы почти поверить ему, если бы не знала сейчас так много. — Я скучал по тебе, детка.

— Нам есть о чем поговорить, Гриша, — осторожно говорю я. — Я не хотела оставлять все так, как есть.

— Я тоже. — Он выглядит почти серьезным, стоя передо мной. Он красив, как всегда, одет в угольно черные брюки и мягкий темно-зеленый свитер, его темно-русые волосы недавно коротко подстрижены, а серо-голубые глаза пристально смотрят на меня, что заставляет меня захотеть сделать шаг назад. Его лицо гладко выбрито, и я слишком хорошо помню, каково это, чувствовать его под моей ладонью, касаться его щеки, когда он целовал меня в дюжине разных мест по всей Москве, даже в двух дюжинах, или в трех.

У нас с Гришей был бурный роман, и он должен был закончиться в тот момент, когда я узнала, что он женат. Но вот я здесь.

Он выдвигает для меня стул, и я опускаюсь на него.

— Я взял на себя смелость заказать нашу обычную бутылку вина, — говорит он мне. — Надеюсь, ты не против. Я просто… я хотел, чтобы все было как раньше. Как будто...

— Почему? — Это слово срывается с моих губ с большей честностью, чем я хотела, в глубине души я действительно хочу знать, почему. Почему Гриша поступил так со мной, почему он поступил так со своей женой, что заставило его думать, что это нормально.

Гриша поднимает на меня глаза, пока наливает нам вино, его рот открывается, как будто для ответа, но прежде, чем он успевает, появляется официант с улыбчивым лицом и готовностью принять наш заказ.

— Могу я начать с закусок? — Он переводит взгляд с нас двоих, его улыбка слегка увядает, когда он чувствует напряжение.

— Луковый суп Грюйер для меня, — говорит Гриша, — и улитки. Лидия?

— Эм... салат с маринованным луком-шалотом. — Я собиралась заказать что-нибудь не то, что обычно, но это первое, что я выпаливаю.

— Очень хорошо. — Официант ослепительно улыбается нам и быстро уходит, пока Гриша взбалтывает вино в своем бокале, глядя на меня.

— Хотел бы я дать тебе простой ответ, Лидия. Это сложно. Мы с женой не были в хороших отношениях много лет, но я остался, потому что у нас есть дети. Конечно, там все еще есть привязанность, но не та любовь, которая была у нас когда-то. Мы очень разные люди… она и я. По большей части, это одна из причин, почему мы сейчас живем отдельно. В течение недели дети в школе, и я могу оставаться в городе, где предпочитаю быть, в то время как она может оставаться в загородном доме, где она счастливее всего. По выходным мы возвращаемся в семейный дом и притворяемся, что все в порядке, ради наших детей. Такова наша договоренность, пока они не станут достаточно взрослыми, чтобы уйти из дома, а потом...

— И что потом? Ты разведешься? Похоже, она не понимает, что у вас есть договоренность, или не хочет развода. Похоже, она определенно не думала, что у тебя был какой-то открытый брак...

— Ну, нет, — уклоняется Гриша. — Она не хочет разводиться, даже когда дети подрастут. Она думает, что брак все еще можно спасти.

— Она все еще любит тебя. — Даже несмотря на то, что я обижена и зла, даже с учетом того, что я чувствую к Грише сейчас, мне все еще больно говорить об этом вслух. — Конечно, она хочет все исправить.