Шрифт:
Увы, он и не думал шутить, был серьёзен как удав. Недаром Мюнхаузен утверждал - высказывания этого барона мне невероятно нравятся - все глупости на земле совершаются с серьёзным лицом. А тут и глупость, и великая несправедливость. Понимает ли Олег, что творит?!
Сердце моё сжалось, кровь прилилась к лицу, захотелось расплакаться. Парню, наверное, не очень приятно было видеть мою подавленную, покрасневшую рожицу с накатившимися на глаза слезами. Недаром он, сморщив лоб, уставился в сторону и принялся торопливо рассказывать, как познакомился с другой девушкой и полюбил.
Оказалось, пока я ездила со своим танцевальным коллективом на фестиваль в Благовещенск, в его краеведческий турклуб записалась новенькая девушка, которая этим летом переехала с бабушкой из Новосибирска жить в наш дальневосточный городок Тихинск.
Туристы собирались в недельный поход. И опять я виновата, что выбрала фестиваль, а не бродяжничество по сопкам. Признаюсь, мне увлечение Олега туризмом не очень нравилось: тащиться с тяжёлым рюкзаком по таёжным непротоптанным тропам, отбиваться от комарья и мошкары, спать в спальных мешках и холодных палатках - это не моё. Но я терпеливо таскалась за ним в походы несколько раз. Всё лето ходила. В итоге, мне даже понравилось сидеть у костра и петь под гитару - что оказалось самым приятным для меня в походной романтике.
А в последний завершающий летний поход пойти не смогла. Нашу старшую группу пригласили на фестиваль народных танцев Дальнего Востока. Не могла же я подвести папу Диму - так я называю своего отчима - он столько вложил в нас, в его любимых первых "задоринок".
Танцевальный коллектив наш называется "Задоринка", создал его папа Дима, когда я была совсем маленькой. Но теперь в нём только две группы: средняя и старшая. Когда на следующий год мы, старшие, выпустимся, у папы останется одна группа. Ему приходится сокращать, как он говорит, свою "творческость", поскольку после того, как назначили его директором Дома культуры, он увяз в административно-хозяйственных обязанностях.
Тем не менее на фестиваль он повёз нас сам, и мы там очень хорошо выступили. Меня даже наградили отдельным дипломом. Я хотела поделиться радостью с Олегом, раз сто звонила ему по смартфону - он всё время был недоступен.
Уже после возвращения в Тихинск, смогла до него дозвониться. Олег сразу назначил встречу - в сквере у Дворца спорта. Меня немного насторожили его холодный тон и сдержанность в разговоре, но я подумала, что рядом с ним кто-то из родителей.
Несомненно, он уже был готов дать мне отставку и поделиться своей новой влюблённостью.
Неожиданно меня охватила злость, слёзы, так и не выкатившиеся из глаз, вдруг куда-то подевались. Я прямо вся затряслась от обиды и горечи. А уж если такое со мной случается, то, как говорится, держите меня семеро. Нет, я руки не распускаю, а вот язык мой приходит в движение и начинает разить противника. Недаром Крыса, то есть Лёха Крылосов, прозвал меня Ехидной. Есть такое животное в Австралии, похожее на ёжика или дикобраза.
Это было в шестом классе. К нам на урок географии пришёл новый учитель - молодой, только что после университета. Он так необычно и интересно рассказывал, что я засыпала его вопросами. Когда прозвенел звонок, учитель признался: ему все мы очень понравились, потому что очень любознательные, особенно я.
– Эта девочка напоминает мне одного зверька, - сказал он, указав на меня рукой, и на миг задумался, видно, вспоминая, название животного.
– Ехидну!
– подсказал язвительно Лёха Крылосов.
В общем-то, мы с ним до этого не были врагами. Даже здоровались вне школы иногда. Конечно, бывало, задирали друг друга ради хохмы, но без обидных слов, короче, насмешничали и прикалывались. А тут прямое оскорбление, ну я и не стерпела, обозвала его крысой. В ответ он снова назвал меня ехидной.
– Нет, - смущенно поправил Крылосова учитель, немного растерявшийся от нашей грубой перепалки.
– Я имел в виду летягу - летающую белочку. Очень любопытное и милое создание, прыгает с дерева на дерево.
– Наша Ехидна тоже прыгает, крутится, как белка, и пляшет, только палец ей в рот не клади, откусит!
– Мальчишка захохотал во всю глотку.
С того случая мы с Лёхой стали враждовать. Я звала его Крысой, он меня - Ехидной или, когда у него доброе настроение, Ехидничкой. Самое забавное - подкалывая друг друга, мы сами приучили одноклассников так нас называть. Правда, в глаза нас никто так не нарекал, поскольку мы оба, как подметила бы моя мама, знай она хорошо Лёху, являлись некоторым образом осиным гнездом. Словом, нарываться на наш острый язычок мало охотников находится.
К тому же ехидничала я не всегда, а только когда в душе был разлад. Или когда появлялся Крыса. С другой стороны, хочешь не хочешь, надо признать, всё-таки острить мне нравится - подшучивать, подмечать смешное. Только вот не превысить бы ту грань, за которой уже не юмор, а насмешка и издёвка. Это как двигать стрелкой мыши ползунок громкости в плейере: чуть завысишь - уже уши режет.
До Олега я ни в кого не влюблялась. Да и никто из парней, похоже, не обращал на меня особого внимания. Хотя я не дурнушка внешне, даже скорее привлекательная, чем безобразная. У меня необычный цвет глаз - чистой зелени. Как у моего родного отца, который живёт с новой семьёй в Москве. Как были у его матери, которая погибла в одной из горячих точек - она была журналистом - через несколько лет после моего рождения.