Шрифт:
— Ну а я чем помогу?
— Ты скажешь, что она твоя, а родители разрешают играть только час.
— Вот ты жук! — усмехнулся Илья.
— Храниться она будет у тебя.
— А играть мы на чем будем? — остудил мой пыл Илья.
— На телеке. У меня есть черно-белый «Рекорд», его на запчасти продать хотели, но я починил, так что он, считай, мой.
— Так он же древний! Разве получится подключиться?
Я напряг память взрослого, поскрипел извилинами.
— Должно. Приходи после пяти, попробуем, а потом заберем телек на базу. Он тяжеленный, зараза, хоть и маленький. Один не донесу.
Я развернулся и направился домой, но Илья меня остановил:
— Стой!
— Что еще? — обернулся я.
— Я не могу обманывать друзей, — проговорил он виновато.
Вдохнув и выдохнув, я сказал:
— Ну ты представь, что будет, если я скажу, что эта приставка наша. Все будут играть, играть и только играть. А когда мы попробуем их отогнать от телека, шипеть будут на нас! Истерики нам закатывать и топать ножками. Да мы разругаемся со всеми! Проще тогда вообще им приставку не показывать, а мне хотелось бы, чтобы она была в клане, потому что это прикольно. А так, ну, если ты хозяин, то есть твои родители — нельзя и все. Взрослый сказал.
— Все равно не могу, — уперся Илья, он всегда таким был, слишком правильным.
Видя растерянность Ильи, я сжалился:
— Ладно, сам нашим скажу вместо тебя. Тебе только надо будет предупредить родителей и приносить и уносить приставку.
— Отец будет ворчать…
— С таким подходом не будет. Скорее одобрит. Он-то у тебя продвинутый… Короче, жду тебя в пять, потом, в шесть, — тренировка.
Глаза Ильи блеснули азартом, и он кивнул.
Глава 28
Мечта родом из девяностых
Дома я первым делом протопал на кухню, где мама, уже вернувшаяся с работы, занималась готовкой.
— Ма, — позвал я, она обернулась, — я заберу старый телек, ты не против?
— Куда заберешь? — насторожилась она.
— К Илюхе в подвал.
— Против. — Она вытерла руки о передник, заглянула в кастрюлю, выпуская аромат горохового супа. — Во-первых, его можно продать, во-вторых, так вы совсем распоясаетесь и перестанете бывать дома.
Ну, началось. Вот уж не ожидал, что она упрется.
— Продавать вы его уже два года собираетесь, на запчасти. Слышал, что за десять тысяч. Я плачу тебе десятку, и телек мой.
Мама округлила глаза, но я не дал ей возмутиться.
— И еще. Ты говоришь — распоясаемся. Как это проявляется? Я ни одной четверки еще не принес, у меня проявились друзья и авторитет в классе. Над Борей перестали насмехаться.
— Паша, — уперла руки в боки она, — телевизор рабочий, какие десять тысяч? За тридцать заберут!
— А кто его чинил? Мама, твое решение несправедливо. Ты собралась продавать его за десять тысяч, я его починил. Получается, эту двадцатку заработал я…
Из спальни высунулся Борис, пока за нашей перепалкой он наблюдал молча.
— Так что плачу тебе десять тысяч и забираю его. Все. Разговор исчерпан.
— Может, ты все из дома вынесешь? — возмущенно воскликнула она. — Там вам нужнее, да? Дружкам твоим!
— Мама, как тебе не стыдно! — сказал Борис.
— Мне? — взбеленилась она. — Мне должно быть стыдно, что вы вещи из дома начали выносить? Как отец ушел, так совсем страх потеряли!
Основная часть моих денег хранилась у бабушки. Немного — в ящике под телеком, оттуда мама брала на еду. Часть я держал в ящике письменного стола, а остальное — за обложкой фотоальбома с моими детскими фотографиями. И сейчас меня посетила мысль, что мама могла распотрошить ящик, решив, что деньги развращают детей, и нечего нам их иметь. И ничего, что эти дети заработали ей на операцию, на еду и себе на вещи. Странно у нее голова работает. Родитель должен быть строгим! А вот как сделать, чтобы строгость не переходила в маразм, она не понимает.
Видимо, пожаловалась подругам, что дети распустились. Те посоветовали держать нас в строгости, и наплевать на здравый смысл! Я метнулся к заначке, пересчитал баксы: шестьдесят двадцатками и пятерками, нормально. Отсчитал десять долларов, отнес маме на кухню.
— Вот, покупаю телек на запчасти.
Она смахнула деньги со стола и использовала тяжелую артиллерию: закрыла лицо руками и разрыдалась, так жалобно всхлипывая, что аж сердце защемило. Но поддаваться на провокации я не собирался, пришел в детскую и обратился к Борису:
— Ну зачем вставлять палки в колеса, просто чтобы показать: я главнее? Ну тупость же!
Брат промолчал.
— Борь, что там с твоим конкурсом? — спросил я, меняя тему.
— Сказали, все завтра, — вздохнул он. — Тупо не успели вывесить работы. Воскресенье ж было.
— Волнуешься?
— А то!
С деланно-несчастным видом мама прошествовала в свою комнату и заперлась там, а я отправился на кухню и пообедал. Потом выгнал брата из-за стола, чтобы сделать черчение. Наблюдая за мной, он спросил: