— Это мои личные деньги, — прогнусил он, косясь в сторону.

Дрэк зал ему подзатыльник — аж голова дернулась.

— Не надо держать нас за дураков! — Он посмотрел на Чуму злобно и продолжил: — Чумаков! На тебя уже три жалобы: сорвал урок, запланировал драку. Дважды! А только второе сентября. Видимо, придется передать эти сведения в комнату милиции, где ты и так состоишь на учете. Свидетелей у меня предостаточно.

— Геннадий Константинович, я больше не буду, — пролепетал он, изображая оскорбленную невинность.

— Закрой рот! Из него воняет враньем! Но ладно бы вы. Павел Мартынов! От тебя я такого не ожидал, — он покачал головой. — Ладно эти обезьяны, но ты-то! Как ты мог стать зачинщиком массовой драки?

Что меня ругает — хорошо, не хватало, чтобы заподозрили в стукачестве.

— Итак, — продолжил дрэк, — жду объяснений. Кто расскажет, как все было, тот свободен.

Афоня оживился и затараторил:

— Короче, ко мне подошел…

Дрэк вскинул руку:

— Не ты, Афоненко. С тобой будет отдельный разговор. Меня интересует, что произошло в девятом «Б», спровоцировавшее массовую драку.

Все молча сидели, отводя взгляды. Потому что все понимали: сдавать одноклассников директору, пусть даже врагов — все равно что козлить. Разбираться надо собственными силами, учителей и родителей вовлекать — последнее дело, кто так делает, тому место на дне социальной иерархии.

Конечно, одноклассники, да и я до недавнего времени, не знали таких умных слов, но суть была ясна каждому, даже Заячковской. Но не беспробудно тупой Желтковой, которая подняла руку.

— Люба хочет сказать, — обозначила свое присутствие Елена Ивановна, дрэк кивнул, и Желткова встала.

— Чумаков всех достал! Сначала чуть не сорвал урок, Павел его утихомирил. Потом он плюнул на учебник Мартынова…

— Я не плевал! — возмущенно воскликнул Чума.

— Это Кар… Заворотнюк плюнул, — уточнила Баранова. — И Мартынов применил к нему насилие.

— Но это Чумаков подговорил Заворотнюка, — без особой уверенности заявила Желткова.

— Вранье! — обиженно выпучил глаза Чума. — Карась, я тебя подговаривал?

Карась сидел на моем ряду в самом конце, и я не заметил его сразу. И на драке не заметил, наверное, он позже подошел.

— Нет! — испуганно помотал он башкой.

— А зачем ты это сделал? — спросил я, оборачиваясь и надеясь застать его врасплох.

— Захотел и плюнул, — буркнул он.

— На самом деле все поняли, что это Чумаков заставил Заворотнюка! — вступилась за наших Заячковская. — Это всем понятно.

— Кроме самого Заворотнюка, — вставила свои пять копеек Семеняк. — Мартынов тоже так посчитал и наехал на Чумакова, вызвав его на трубы. Ну, то есть драться.

Желткова, которая так и стояла, как обвиняемая, от бессилия топнула.

— Нет! Это Чумаков вызвал Мартынова, а потом — Борецкий — Меликова за то, что тот его опередил на физре.

— Подтверждаю, — кивнул физрук.

Я знал, как все было на самом деле, и мне версия Барановой казалась неубедительной. Но как все выглядит со стороны? Можно ли поверить в то, что я ошибся и спровоцировал конфликт?

А, плевать. Это Чуме грозит отчисление. Чем больше в моем послужном списке подобных происшествий, тем выше будет репутация среди одноклассников, и тем проще будет на них влиять, для меня это главное.

Дрэк пожевал губами, окинул глазами класс и произнес:

— Думаете, это вам все игры да хаханьки? Вот это! — Он хлопнул по столу с деньгами и ножом, — игры, да? Носишься тут с вами, задницы ваши на поворотах заносишь, от милиции отмазываешь, а вы лыбитесь за спиной. Чумаков, Борецкий, вы и так на учете в комнате милиции. Остальным, выходит, пора становиться на учет. Кроме Мартынова, пожалуй. И Каретникова. Уверен, что вы случайно оказались в затруднительном положении. Но все равно. Сегодня я специально задержусь подольше. В восемнадцать ноль-ноль жду вас с родителями.

— Но моя мама работает! — воскликнула Заячковская. — А папа в рейсе!

— Ладно. Буду точнее. Чумаков, Борецкий, Городков, Заворотнюк, Меликов, Афоненко, Алексанян, Мартынов, Чабанов, Минаев, Каретников, жду вас с родителями в восемнадцать ноль-ноль. Кто не явится, того будут ждать большие неприятности. Особенно это касается тебя, Чумаков. Я лично твоему отцу позвоню, и только попробуй пропетлять!

Впервые видел Чуму таким обреченно-подавленным, будто к расстрелу приговоренным. Барик тоже насупился, его родители били смертным боем, а значит, ему здорово влетит.