Заячковская с облегчением закрыла глаза.

— Твоему отцу тоже лично позвоню, — директор недобро уставился на меня, помолчал, а потом как хлопнет по столу! — Дневники — сюда, и жду вас вечером с родителями. Это касается всех, кого я назвал. Теперь все, кроме девятого «Б» — на выход.

Каюк перекрестился — слава Богу, мол, меня не тронули, перекинул сумку через плечо и показал мне два скрещенных пальца. Остался наш класс почти в полном составе. Не было Ниженко, Фадеевой и Заславского.

Физрук остался сидеть за учительским столом. К доске вышла Елена Ивановна, обвела взглядом кабинет. Тишина стояла такая, что было слышно, как в окно бьется муха.

— Что притихли, господа-товарищи? — обратилась она к нам, по ее лицу пробежала тень, а дальше в нее будто демон вселился, она проговорила низким голосом, пробирающим до костей: — Что вы мне устроили в первый учебный день, а? Чумаков! Только вякни сейчас что-нибудь! — Она взяла длинную указку, больше похожую на кий, ударила себе по ладони. — Думаешь, мы идиоты, и поверим твоему невинному лицу? Думаешь, не понимаем, кто воду мутит?! Так вот. Я сделаю все, клянусь, чтобы тебя в моем классе не было. Костьми лягу. Если это потребуется, ты у меня сядешь, но не будешь мешать работать другим.

Она подошла к галерке и ударила указкой по парте, где сидел Барик.

— Это и тебя касается. Кажется, кто-то совсем потерялся. Здесь вам не колония, чтобы наводить свои порядки. Есть правила, кто не может их соблюдать — вон! — Она указала на дверь.

Карась разинул рот и шумно сглотнул. Чума поднялся и пролепетал, опустив голову:

— Елена Ивановна, извините меня, пожалуйста. Слово даю, не буду больше! Отец меня убьет!

Учительница усмехнулась.

— Слишком часто я это от тебя слышала. Нет тебе веры, Юрий Юрьевич. Надеюсь, скоро я буду лишена удовольствия лицезреть тебя каждый день. А теперь встали — и по домам.

Одноклассники поднимались, как побитые псы. Заячковская сразу же расплела волосы. Баранова вылетела из класса первой. Зыркая на меня зверем, Чума направился к выходу, мы вшестером последовали за веселой троицей, дабы показать, что мы их не боимся.

— Ну ты крыса! — бросил я в спину Чуме. — Выйдем из школы, за песок в глаза ответишь, падла.

Чума, спускающийся по ступенькам, обернулся, я сделал вид, что ломанулся к нему, но Илья схватил за руку.

— Не усугубляй.

Я и не собирался, просто шугануть Чуму хотелось. И хотелось, чтобы про пыль слышали идущие за нами мажоры — я затылком чуял их недобрые взгляды. Девчонки и Памфилов стояли под расписанием, подозвали спускающихся жестами. Мы молча дождались последних — Желткову и Заячковскую, и слово взял Райко.

— Херня произошла. — Он посмотрел на меня и дальше говорил, обращаясь только ко мне: — Кто-то настучал Лысому.

— Херня произошла, что Чума дрался нечестно! — возмутился Рамиль. — За такое рога этому черту пообломать бы!

— Слышь, сам ты черт! — огрызнулся Барик и шагнул вперед, но Чума его остановил.

Заговорил Кабанов, отводя взгляд:

— Если бы бой продолжался. Ну, если бы дуэль… Если бы Дрэк не вмешался, он ответил бы. Теперь смысл сраться из-за этого? Лично мне больше интересно, кто крыса.

— Чего пялишься? — огрызнулся я. — Мне бы тоже хотелось это знать.

— А че тут знать-то?! Ты и настучал, — гнул свою линию Райко. — Так и в рожу не получил, и, если Чуму выгонят, от проблемы избавился. А если еще и Барика выпрут, то вообще ведь красота, да?

— Интересно, когда я бы это сделал, — возразил я. — Я один и минуты не оставался.

— Не съезжай. Все понимают, что тебе выгодно избавиться от парней.

— Не только ему, — подала голос Лихолетова. — И мне. И ей, — она кинула на Жеткову, та стала белее полотна, ее аж в пот бросило.

— Так это ты стукачка? — рыкнул на Лихолетову Чума, и его глаза налились кровью. — Убью суку!

— Не, — замахала руками она, колыхая необъятной грудью и пятясь, — стучать — последнее дело. Самим надо разбираться.

— Вот и я о том же, — кивнул Райко и указал на меня, — а он — ментеныш, для таких стучать — это нормально.

— За наезд ответишь, — сказал Илья. — Он все время был рядом!

— И вообще-то я легко Чуме бы навалял, и тебе наваляю за клевету! — Я сжал кулаки и шагнул к нему, но остановился. — Но кто-то же настучал! Клянусь, что это не я, — сказал я, хотел продолжить: «И не кто-либо из моей команды» — но понял, что не поручусь за всех.

И Гаечка могла сказать Елене Ивановне, да и Димоны могли — кто знает, какие черти водятся в их омутах, они ж тоже от Чумы претерпевали.

— Кто настучал? — процедил Илья.

— Типа вы не в курсе! — Баранова уперла руки в боки. — Да вы все заодно! Кто вам поверит!

— Кому невыгодно, тот не поверит, — парировала Гаечка. — Ты на Павла зло затаила. Ты и настучала, чтобы его подставить!

— Готова ответить за клевету? — побледнела Баранова. — Не охамела ли?

— Ты уже давно охамела, — прошипела Гайка. — Королевна, блин! А остальные — грязь под ногтями. Тьфу!