Вспомнились продавцы пахлавы на крымских пляжах… А ведь это идея! Возить восточные сладости в Москву, когда не будет фруктов, дополнять орехами. Один вопрос остался:

— А почему сами не хотите торговать?

— Инжир заканчивается. Виноград и тут есть. — Она кивнула на рядок продавцов винограда, которым расплачивались со сборщиками. — Чурчхела тоже есть. Нет смысла ездить. Редко буду появляться.

— Почему бы не попробовать? — улыбнулся я. — Ответить смогу только в понедельник. Нормально?

— Да, все равно приеду только в среду.

— Сколько она хочет за штуку? — уточнил я.

— Двести рублей, — ответила армянка.

— Сто пятьдесят, — улыбнулся я, понимая, что она заложила этот полтинник в торг. — Если пойдет. Дороже не возьму.

Сторговались на ста семидесяти.

— А пахлаву она готовить умеет? — спросил я.

Там тесто, орехи, мед, она не портится, в отличие от выпечки.

— Это долго и сложно, дешево точно не будет.

— А вы спросите. Авось сторгуемся.

Коробку с чурчхелой я еле втиснул в набитый рюкзак, попрощался с армянкой и покатил к трассе. Мимо прошли торпеды, которые гоняли меня с дедом, один остановил на мне немигающий взгляд.

— Здрасьте, — кивнул я и покатил дальше.

На ум пришел Кабанов. Я не знал, как выглядит его мать. Представлялась худенькая молодая женщина, непременно в шелковом халатике. И тут к ней вваливаются два таких бугая: отдавай, мол, долг. Нету? Значит, твой дом теперь наш, а ты вали на улицу.

Когда я обещал Кабанову попытаться помочь, то думал все разузнать через валютчика. Теперь же о нем не очень-то думалось и было стыдно за бахвальство.

Что я скажу валютчику? Помогите, дяденька, наших бьют? Кто я ему такой, чтобы он ради меня напрягался? Ну да, я предупредил его о реформе, и он избежал многих проблем. Так и он в долгу не остался. А теперь как себя с ним вести? Можно просто спросить, готов ли он помочь в таком деле, потом — свести его с матерью Кабанова, и пусть договариваются. Может, ей придется ему заплатить за посредничество, зато он разузнает, а был ли долг и каков он. Если был, проконтролирует, чтобы ее не вышвырнули на улицу, ведь дом Кабановых стоит явно больше трех тысяч. Вот пусть доплачивают недостающее и забирают дом, а Кабановы квартиру купят. В нынешней ситуации никто ничего доплачивать не собирается. Вымогатели включили счетчик, подождут, пока набежит тысяч пять, и вышвырнут Кабановых.

Стремно, конечно, ведь я нынешний никогда таких переговоров не вел. Подумать только: с бандитами договариваться собрался! Память взрослого услужливо подбрасывала алгоритм действий и нужные фразы, я медленно ехал к месту, где работает валютчик, обливаясь холодным потом.

Я собираюсь вести переговоры с бандитами! Одно осознание этого сковывало и прибивало к месту. Потому что нечего трепаться! Возомнил себя всемогущим? Разруливай.

Валютчик был на своем обычном месте. Пока он разговаривал с двумя женщинами, его помощник отсчитывал деньги татуированному качку. Потом качка сменили женщины, а к валютчику подошла толстуха. Он занят, а у меня времени в обрез. В пять нужно быть у платана, принимать товар. Значит, разговор откладывается до завтра, когда буду продавать ему кофе. Интересно, кому он его сбывает? Тем самым югославам или братве?

Развернувшись, я покатил к бабе Марфе, у которой жили сироты, и через пять минут был на месте.

Когда открыл калитку и вошел во двор, меня встретил аромат жарящейся рыбы, от которого заурчал живот, напоминая, что я забыл пообедать. Дед Иван сидел в кресле на веранде, закрывшись газетой.

— Добрый день! — поздоровался с ним я.

Он опустил газету, разинул беззубый рот и прищурился, силясь меня вспомнить.

— Алеша? — прошамкал он. — Ты надолго?

В прошлый раз он меня узнал, теперь же будто впервые видел. Не дай бог дожить до деменции! Это едва ли не страшнее, чем оказаться парализованным.

— Есть кто дома? — крикнул я в открытое окно.

Дверь распахнулась, обдав меня рыбьим духом, и на мне повисла Светка, получила жвачку и ускакала с криком:

— Павлик приехал! Ура! Теть Лида, Павлик приехал! Смотрите, какая наклейка!

Тетя Лида? Она здесь?

Мне навстречу приковыляла, держась за стену, бабушка Марфа и прошептала:

— Павлик, проходи. Ты прости, нездоровится мне. — Она потерла грудь. — Ежели б не Лидочка, не знаю, чего делали бы. Прилягу я.

Она пошатнулась, я подхватил ее и провел в спальню, где пахло плесенью и стариками, помог прилечь. Прибежала Светка и за руку утащила меня на кухню, где Лидия нарезала зелень, а в сковородке скворчала рыба.

— Здравствуй! — улыбнулась она. — Я пеленгаса жарю, а еще есть суп с курицей. Будешь?

— Не откажусь, — ответил я, выставляя на стол купленное. — Что с бабушкой?

— Стенокардия. Врач приходил, таблетки выписал. Сказал — возраст, ничего не поделать. Я помогаю, вот.

Одинокая женщина светилась от счастья, чувствуя себя нужной. Света вертелась вокруг нее, хвасталась:

— Я помогала! Картошку чистила! И пельмени лепила. Сама! И вареники с творогом!

— Ты — молодец, хозяюшка. А Ванька где?