– Нет! Они мои!
– женщина вздрогнула, как будто проснулась от дурного сна, и совсем другим голосом спросила.
– Ты знал?

– Да, знал и выкупал все, что ты продавала, - он взглянул на Марью.
– Простите, миссис, за некрасивую сцену. Но мне нужно было понять, зачем моя собственная мать хочет причинить мне горе. Мы уже уходим, - он крепко взял женщину под руку и повел ее к двери. Оглянулся на невесту и очень серьезно попросил.
– Купи это платье дорогая, за любые деньги, и подожди меня здесь, я скоро вернусь.

– Оставлять эту блудницу в этом, в этом...

– А тетка то больна, на всю голову!

– Там не только голова, но и позвоночник участвует!– зазвучали по внутренней связи комментарии.

– Аж, до копчика...

– Не поняла, а зачем он матушку сюда привез?

– Неее, не привозил, он ее ловил и только возле цирка поймал…

Марья, посмотрела на бледную миссис Буш, сжимающую руки так что, побелели костяшки. Встала, выглянула из фургона и попросила.
– Позовите доктора и пусть он успокоительного возьмет!

Абигайль обнимала маму, не заботясь о том, что может помять чужое платье.

– М-да. Какое пиво сваришь ты, такое будешь пить сама...
– покачала головой Марья.

– Ой, это ведь Бёрнс!
– узнала строчку Вэнди.
– Мне так нравятся его стихи!

– Он был прав, и не только насчет пива...
– очень тихо добавила Абигайль.

Пациентка была напоена успокоительным. У нее перестали дрожать руки настолько, что она смогла взять в руки чашку с чаем. Разговор вновь вернулся к нарядам.

– И так, платье это сшито для моей племянницы Эни, но она его еще ни разу не одевала. Так что продавать его вам или нет решать ей, - Марья, в очередной раз выглянула в дверь и попросила позвать Эни.

Девушка прибежала очень быстро, Абигейл и Вэнди от изумления открыли рты. Рабочие черные штаны, клетчатая рубаха с закатанными рукавами и коса, подвязанная черной же косынкой на манер пиратской. Руки запачканы черной краской, на носу и щеке пятна того же радикального цвета.

– Теть Марь, у нас же работы полно...
– девушка кратко кивнула гостьям в знак приветствия. Увидела Абигэйл в своем платье, и восторженно захлопала, в ладоши.
– Вот кому такое платье нужно! А идет-то как! Я же Люсиль сразу говорила, куда мне вечернее платье?! Нет, ее разве переубедишь. Так что, девушка, дарю! – и, не дожидаясь реакции, вылетела из комнаты.
– Там еще перчатки кружевные лежат, тоже забирайте, - донеслось уже со двора.

Марья сходила за перчатками, верней трубами из кружев, закрепляющихся на безымянном пальце петлей из атласной ленточки. С ними наряд приобрел утонченную законченность. Абигэйл пристально смотрела на себя в зеркало, висящее на стене, потом она кивнула головой и пообещала.

– Уж я сварю свое пиво! И никто мне не помешает!

Коляска с гостями отъехала от цирка, Марья потерла лицо руками, и сама себя спросила,

– Я надеюсь это все?! Хотя бы на сегодня…

– Еще-у не вечер, еще не ве-учер, ошибок прошлых мы уже не со-увершим - мряв! – немилосердно гнусавя, выдал Невс.- И е-усли ты сейчас не вме-ушаешьс-ся, они ме-увшок яблок сожрут!

– Они что опупели!!!! У нас пирог с яблоками по плану....

***

– Это прямое нарушение всех правил и запретов, регламентирующих применение нашего дара. Поэтому как член совета академии я считаю...- ходоки сидели в фургоне, закрыв двери, они стирали с лиц грим после вечернего представления и слушали нудный монолог профессора.

Ник объявил экстренный сбор по категории один, и теперь эту самую категорию озвучивал. Марья слушала равнодушно, а на последнем пассаже безудержно зевнула, правда, прикрывшись обеими ладонями. Зевок пошел по кругу как эстафетная палочка, завершив круг на докладчике. Ник сердито хмыкнул, и обратился напрямую к завхозу.

– Ты это специально сделала?

– Зевнула? Нет, извини, просто устала...

– Ты специально, посылом, спровоцировала эту леди на откровенность?

– Леди с любовником младше сына...- Оле скривил губы.

– Да, Ник специально, - кивнула Марья.

– Зачем?!!!

– Ты точно хочешь знать?

– Да я хочу понять мотив.

– Ну, что же, пси-холог доморощенный, не говори потом...
– женщина вздохнула и улыбнулась очень сладко.
– Спровоцировала, потому что она похожа на твою мать, и это вовсе не фигура речи. Такой же самоуверенный танк, считающий, что ему дозволено все.