– А твой отчим не был против занятий?

– Нет, он говорит, глава общины должен быть грамотным, чтобы разглядеть происки дьявола, и чтобы общину не облапошили! Но Джоржи тоже учился и не хуже моего!

– Да, ребята, поторопились мы с выводами насчет сектантов...

– А оказалось все не так однозначно.

– А что не так оказалось? Проезжих они все равно шманают помаленьку.

– Так, может, тебе лучше остаться? Ну, женишься, так потом получишь власть, тебе все будут подчиняться...
– как бы размышляя вслух, предложил Оле.

– И всю жизнь провести среди этих вонючек?
– в голосе парня слышался неподдельный ужас.

– Да, кстати, а почему они не моются?

– Пророк велел мыться только в открытой воде, под небом. Летом они моются в речке и в ручье, а зимой воняют... не хочу я всю жизнь прожить на этой ферме. В Омахе живет мой дед, и он будет рад, что я жив, - парень помолчал и уже не так уверенно закончил: - Надеюсь... Я на маму очень похож, только цвет глаз как у отца.

– А дед-то тебя признает?
– засомневался Дени.

– Ну, он дочку единственную очень любил, маму мою, то есть...

– Погоди, ты же говорил, что вас сопровождал брат отца, - уточнил Ло.
– А дед - отец мамы?

– Да, дед со стороны папы давно умер. У мамы был старший брат, но он умер, когда ему было, как мне сейчас, а маме всего восемь лет.

– Да уж, лав стори отдыхают, - покачал головой Джонатан.
– Ну что же, оставайся, вон иди с Дени спать, а все остальное решим по мере поступления

Цирковой Дени увел гостевого Дени, а за столом мужчины обсуждали совсем другой вопрос.

– Ло, ты этого предупредил, что если он чего Марье вякнет...

– Марья ему, не задумываясь, вломит, и буду я лечить перелом чьей-то челюсти, - покивал головой док.
– И да, я его об этом предупредил.

– Оле, вы вместе учились, ты его лучше знаешь, - начал Сонк, с присущей молодости горячностью.
– Чего этот козел к Марье прискипался?!

– Да что тут не понять?!
– вместо Оле ответил Джонатан.
– Встреча через столько лет, она его бывшая невеста, и маменька за спиной не маячит.

– Природа опять же, вот он и разбежался, былое вспомнить, а она на него ноль эмоций, а смотрит на другого мужика, - продолжил Оле.

– Причем, мистер Николас такой красавец холеный, а Кианг не красавец, если не сказать, урод, - дал свою оценку происходящего Робин. Вогнав всех в сильное удивление, особенно тем, что добавил после секундной заминки.
– Как и я, впрочем.

– Это почему же сразу уроды?
– даже немного обиженно поинтересовался Ло.

– Для вас, видимо, нет, вы по-другому смотрите и видите, - чернокожий полисмен смотрел очень серьезно.
– А вот для здешних белых женщин... Ни одна второй раз и не взглянула бы, да и первый скривилась бы.

Мужчины замолчали, обдумывая услышанное. Странный шелестящий, омерзительный звук, чего-то пережёвываемого с чавканьем и хрустом, возник по внутренней связи, сразу у всех...

– Что за... Какой гад чавкает?!- возмутился Сонк.

***

Ящерки устали от долгих бесполезных попыток установить двухстороннюю связь. Улеглись вокруг основания «банта» - управляющего модуля палатки, и только вздыхали время от времени. В пластик осветителя, закрепленного на стене палатки, билась стайка крупных ночных бабочек. Свет был холодным, так что страдали только их крылья, с которых осыпалась пыльца. Шен потянулся, цокнув когтем, выключил свет. Теперь светился только «бант». Стайка крупных ночных бабочек не понятно как просочившихля в палатку к ребятам, потеряв светоч, переключилась на другой светящийся объект. Только звон от ударов пошел, да посыпались на ящерок оглушенные тушки. Шен подхватил крупного мотылька, понюхал, забросил в рот и меланхолично пережевал. Облизнулся и взял следующего. Фен, глядя на довольное лицо брата, решила присоединиться, в палатке раздавался только хруст крылышек и хитина.

– Что за... Какой гад чавкает?!

– Да так противно, как будто тараканов трескает.

– Мадагаскарских!

– Кахм, кха- кха.. это бабош-ки...
– пояснил, подавившийся от неожиданности, Шен. Замер, засвистел и что есть мочи завопил: - Мы подключились!
– ответом ему был сдавленный, многоголосый «ох», и прежде, чем наступила полная тишина, кто-то просипел:

– Убью, гада...

Где-то за рекой

До темноты команда передвигалась, так называемым, волчьим шагом, останавливаясь на передышки каждые пару часов. Почему передвижение всего лишь более широким шагом кто-то назвал столь поэтично, было не совсем понятно. Марья относила это название к врожденной тяге людей к красивостям. Хотя, конечно, будь команда менее тренированной, обязательно возникли бы сложности, Только Стаси, не привыкшей бегать на дальние дистанции, пришлось объяснять, что такое дыхание три на три. Она некоторое время сосредоточено считала: вдох - три шага, выдох - три шага. Но быстро приноровилась и уже делала это автоматом, посматривая по сторонам. Правда, болтать на ходу стало проблематично, из-за чего девчонки слегка приуныли. По дороге тропу несколько раз перебегали тощие, еще даже не перелинявшие до конца весенние зайцы. Из ближайших кустов с шумом взлетела куропатка, заставив женскую половину взвизгнуть, а Кианга с превосходством улыбнуться.