Крошина, поняв, что наговорила, зажала руками рот, рухнула на стул и неожиданно для себя заплакала.

Нет, она не боялась того, о чем говорил Андрей, – даже если бы кто-то из этих двоих оказался виновен, Лена сумела бы вести себя как профессионал и сделать до конца то, что была должна. Но сейчас ей было очень обидно от того, что Андрей вообще мог так о ней подумать. Дело же она хотела сдать по правилам, так, как положено, чтобы не дать повода обвинить себя в предвзятости и ангажированности.

Зазвонил телефон, и она, наспех вытерев глаза бумажной салфеткой, взяла трубку.

– Елена Денисовна, приветствую, – это оказался эксперт. – А у меня новость для тебя.

– Надеюсь, что хорошая, плохих мне уже достаточно, – буркнула она.

– Откуда посмотреть. Короче, платье на убитой Савиной было старым, ношеным – там есть характерные признаки. А вот два других – действительно самопал, шиты из современных тканей, там даже состав от первого отличается.

– И что нам это дает?

– Ну я бы считал, что первое платье было для кого-то символом, а два вторых уже шились специально, повторяя первое. И еще. Жена моя сказала, что такую ткань продают на улице Первых пионеров, там большой швейный магазин. А уж моя-то жена в этом разбирается, сама знаешь.

Жена Николаева работала костюмером в театре. Когда Лена вспомнила об этом, то сразу подумала, что вот с ней можно и о Полине Покровской поговорить – вдруг что-то расскажет?

– Алексей Никитич, дорогой, а вы не могли бы жену свою попросить заскочить ко мне сегодня до вечера, а? – взмолилась она. – Очень надо!

– Повезло тебе, Елена Денисовна, она выходная сегодня, сейчас позвоню, скажу.

– Я тогда пропуск на проходную отправлю сейчас. Спасибо, Алексей Никитич, это была действительно хорошая новость.

«Значит, платье на Савиной действительно было старым, как я и предполагала, – думала Лена, наматывая круги по кабинету. – Тогда это все-таки вынуждает меня подозревать Славогородского, особенно учитывая его непростые отношения с матерью, на которую Наташа была похожа… Ох, как не вовремя он с приступом свалился… И врач не звонит…»

Она сама набрала номер ординаторской кардиологического отделения, но лечащий врач Славогородского ничего обнадеживающего сказать ей не смог, состояние больного было прежним, стабильно тяжелым, и ни о каком допросе речи идти не могло.

Положив трубку, Лена огорченно подумала, что нащупанная было ниточка вновь где-то завязалась в узел, который мешает вытягивать ее из клубка дальше.

– Хорошо, оставим пока это, – пробормотала она, снова берясь за телефон. – Потревожим гения. Алло, Никита? Добрый день. Извини, я снова по делу, – быстро произнесла она, едва услышав в трубке недовольный голос Кольцова. – Имя Полина Покровская тебе о чем-нибудь говорит?

– Ну допустим, – насторожился он. – А что?

– А что именно вас связывало, можешь сказать?

– Могу. Она заказывала у меня фотопробы для какого-то фильма, а почему тебя это интересует?

– Не говорила, для какого именно?

– Ты можешь нормально объяснить?! – взвился Кольцов. – Почему ты о ней спросила?

– Потому что ее тоже убили пять дней назад, Никита. И твой номер был в распечатках ее звонков.

Повисла пауза. Лена слышала, как тяжело дышит Кольцов, и даже представила, какое у него в этот момент лицо – растерянное, жалкое, он всегда так выглядел, если его заставали врасплох.

– Никита… ты ничего не хочешь сказать?

– Лена, – хрипло проговорил он, – Лена, поверь мне – я не убивал ни Наташу, ни Полину. Более того, Полину я видел всего дважды – когда она пришла на съемку и когда потом забирала флэшку с фотографиями. Я клянусь, что вообще ничего о ней не знаю, кроме того, что она актриса нашего драмтеатра и дочь декана актерского факультета. Она это рассказала во время съемки… Лена, ты веришь мне?

Крошина отметила, что тон Кольцова сделался испуганным, просительным, утратил все раздраженные нотки и надменность. Никита испугался, это чувствовалось в каждом слове, в каждом звуке его голоса.

– Лена… почему ты молчишь?

– А что ты хочешь услышать?

– Что ты мне веришь. Чем я могу доказать, что непричастен к этим ужасным убийствам? Хочешь, я привезу тебе снимки Покровской?

– Хочу, привози.

– Я буду через час.

– Пропуск спросишь на проходной.

Лена положила трубку и задумалась. Нет, она не верила в виновность Кольцова – он мог быть каким угодно мерзким типом, но убить трех девушек ради чего-то непонятного и выстроить мизансцену с музыкой у кинотеатров не мог бы точно.