Вертинская протирает экран телефона и снимает с него блокировку. Мучительно-долго, будто нарочно. Нахмурившись, ищет что-то в галерее, пока мой пульс бешено пытается проломить виски.

— Вот, сама смотри и делай выводы.

Я беру в руки мобильный. Понятия не имею, как не роняю на плитку. Сглатываю, смотрю на экран с фотографией. На ней мой муж расслабленно отдыхает за столиком на летней террасе и курит кальян. Не один, а в компании Насти.

Впившись глазами в сильно увеличенное изображение, стараюсь изо всех сил спрятать злость и агрессию. Внутри всё закипает на медленном огне, каждая клетка ноет и воспаляется. Болит. Потому что пойманной парочке хорошо вместе. Потому что они невозмутимо ужинают и пьют вино, не замечая никого вокруг. Потому что тепло друг другу улыбаются. Настя — чуть шире.

— Да, я в курсе. Спасибо, что поделилась и бдишь, но они вот уже несколько месяцев работают над общим проектом, Лиль.

Сама не понимаю, какого хера защищаю Наиля, потому что увиденное — далеко не рабочая обстановка. Рядом ни ноутбуков, ни бумаг. Если ещё и вспомнить, в котором часу мой муж вернулся домой, а после — лез обниматься и просил сходить с ним на мероприятие, то и вовсе воротит.

— Понимаю, Поль. Ты мне приятна, я волнуюсь…

Лиля прячет телефон и вновь возвращается к карандашу. Приоткрыв пухлые губы, наводит их толстым слоем.

— Будь осторожна с Журавлёвой, ладно? — словно добивает. — Вы сдружились, я заметила. Тогда ещё — на именинах Саши.

Щёки горят от стыда и разоблачения, хотя, естественно, о том нашем секрете никто не мог узнать. Как менялись парами, поддавались порокам и соблазнам, страстно и увлеченно трахались.

— Настюша теперь холостячка. Привлекательная, интересная. Но если ты говоришь, что в курсе, и что вместе работают над проектом, то и вовсе не опасно.

— Прекрати, — наигранно посмеиваюсь. — Я доверяю Наилю.

На самом деле нет. Ни разу. Не верю, не доверяю, и ни за что не стану.

Интересно, после рестика мой муж повез Журавлёву кататься? Может, напросился домой? На новоселье?

Тошнит. Боже мой, как же сильно тошнит.

— Конечно. Без доверия в отношениях никуда. Пойдем, Поль?

Согласившись, на ватных ногах возвращаюсь в зал и с трудом заставляю себя подойти к Наилю. Его рука возвращается на прежнее место и гладит мою спину. Делает физически больно, будто проходится ядреной наждачкой по нежной коже.

Разговор с друзьями я слушаю как в тумане. Не улавливаю связи. Отвечаю на вопросы, принимаю ненавязчивые касания губ мужа. Держусь, чтобы не броситься и не расцарапать ему лицо. Потому что сам закрыл… Потому что именно он говорил, что когда не вместе — это измена и предательство…

Как вообще хватило наглости и циничности после прогулки с Настей… Вернуться ко мне? Прижимать? Оглаживать бёдра и грудь?..

— Возьми вино, — сиплым голосом прошу Наиля.

Он перехватывает официанта, берет с подноса бокал и вручает его мне. Обратившись к Лиле, интересуется:

— Тебе тоже?

— О, нет. Я взяла аскезу на алкоголь.

Артём хмыкает и потешается.

— Надолго ли?

— На месяц — я тебе говорила. Что-о? Ну не смотри ты так, будто не веришь! После последнего вечера в Милане мой организм сказал мне пока-пока. Это же надо было так перебрать, что чуть не проспала вылет!

Лиля трещит настолько много и безостановочно, что у меня едва не лопается голова. Я всегда хорошо к ней относилась, а сейчас попросту хочется, чтобы подруга заткнулась. Окончательно.

— Если бы Полька не выбила нам дверь рано утром, то пришлось бы задержаться в Италии на пару дней, а у меня клиенты и проекты…

— Бери пример с Саркиевой, — шутит Артём. — Человек знает свою дозу…

— Это она с нами просто на дегустации в винном погребе не была, потому что умчала гулять с сестрой, хотя мы предлагали.

Ладонь моего мужа ощутимо впечатывается в кожу и давит. Я качаю головой, залпом выпиваю вино. Чувствую, как одномоментно ударяет в голову.

Нет у меня никакой сестры. Ни родной, ни двоюродной. Наиль прекрасно об этом знает.

Ощущаю, как смотрит. Как жжёт взглядом щёку и скулу. Не в силах посмотреть в ответ, нервно отстукиваю каблуком по полу.

— Да, вернулась под утро и давай нас дружно будить… — не унимается Вертинская.

— Не под утро, — недовольно поправляю. — Часа в два. Или в три ночи…

Лиля отмахивается, а я сквозь ноющую боль втягиваю носом плотный дурно пахнущий воздух, который кишит обманом.

Как прощаемся — не помню. Только то, что Наиль задерживается у бара, пока я убегаю в уборную и пытаюсь унять эмоции.