Я хохотнул, поймав себя на этой мысли. Не было еще войн-то этих. Тех самых, ветераном которых я являюсь. Будущий я. Тот самый, который сейчас топчет плац учебки под Уссурийском.

Я отряхнул с ботинок налипший снег и взялся за массивную латунную ручку двери.

Холл встретил меня еловым запахом. Ну да, здесь все было практически как я и запомнил. Только вот мозаичное панно на стене сменила абстрактная инсталляция из стекла и металла. А зря, кстати, заменили… Неплохая мозаика… Даже талантливо. Ленин, посреди силуэтов танков и пушек, ощетинившихся во все стороны стволами. Прямо железный трон. Весьма грозно и даже стильно смотрится, как и многие новокиневские мозаики. Не знаю, кто автор этого творчества, но художник он явно неплохой.

— Вам что, молодой человек? — раздался со стороны вычурной мраморной лестницы пронзительный женский голос. Который я сразу узнал, и чуть было не засмеялся, подумав, что шоколадку забыл прихватить. И лестницу эту я тоже помнил, конечно. У нее были такие массивные перила, что казались слегка неуместными в этом небольшом, в общем-то, холле. Будто кто-то зачем-то перенес сюда лестницу из дворца.

— Добрый день, сударыня, — я повернулся к стремительно стучащей каблуками в мою сторону женщине. Да, вне всякого сомнения, это она. Невыразительное лицо со стервозно сложенными губами, покрытыми коркой помады какого-то грязно-розового цвета. Некрасивые очки, за которыми прятались маленькие пронзительные глазки. Мышиного цвета волосы, собранные в куцый хвостик на затылке. И еще она ходит по-дурацки, выдвинув голову вперед. Как хулиганы из советских мультиков. Лариса Георгиевна. Крыса-Лариса, как я очень долго ее про себя называл. Только моложе, чем я ее помнил. Впрочем, она принадлежала к тому типу женщин, которые, кажется, даже в детском садике уже выглядят тетками. Так что на мой взгляд, она не очень-то и изменилась. Хотя сейчас ей и тридцати ведь, наверное, нет.

— Что вы хотели, юноша? — снова требовательно спросила она и окинула меня взглядом с ног до головы. — Может быть, вы дверью ошиблись? Это дом ветеранов.

— Вы знаете, со мной приключилась странная история, — сказал я, выдавая одну из самых приветливых своих улыбок. — Мне сегодня приснилось во сне, что я пришел по этому адресу. Понимаете, какое дело, я много лет ходил мимо дома ветеранов в школу, но ни разу даже не задумался, что именно прячется за этой дверью. И когда я сегодня проснулся, то точно знал, что мне необходимо зайти сюда. Знак судьбы, понимаете? Разве у вас так не бывает, что вы точно знаете, что должны что-то сделать? И если не сделаете, то все, вилы, смерть и разрушение…

— Нет, юноша, со мной никогда такого не случается, — Лариса Георгиевна сжала губы куриной жопкой. — Я всегда знаю, что я должна делать и почему. А эти ваши хипповские фантазии про знаки судьбы я не понимаю. Покиньте, пожалуйста, помещение!

— Да подождите вы! — я гордо выпрямился. — Вы не дослушали до конца. Возможно, моя судьба — быть волонтером. В вашей организации наверняка ведь нужны добровольные помощники, разве нет?

— А, вы уже здесь, Владимир Викторович, — раздался за моей спиной голос Званцова. — Очень хорошо, что вы пунктуальны.

Лариса Григорьевна исчезла из моего поля зрения так быстро, что казалось, будто в воздухе растворилась. На секунду буквально оглянулся, а ее уже нет.

— Здравствуйте, Андрей Григорьевич, — сказал я.

— Пойдемте за мной, — махнул он рукой, увлекая меня в сторону бокового коридора. — Знак судьбы, значит? Оригинально…

Наверное, я ждал, что Званцов приведет меня в какой-нибудь серьезный кабинет, в котором будет письменный стол, размером с дом, шкаф, забитый папками под грифами «совершенно секретно» и настольной лампой. Ну, такой, специальной, на гибкой подставке. Которую можно одним движением повернуть в лицо собеседнику. И черный телефон, конечно же, должен быть, да. Но вместо этого Званцов довел меня до конца коридора и по-простецки уселся на широкий каменный подоконник.

— Присаживайтесь, Владимир Викторович, — с улыбкой сказал он. — На двоих здесь места более, чем достаточно.

Я устроился рядом с ним на холодной каменной плите. Стекло с противоположной стороны было засыпано снегом, а вот морозными узорами почему-то не покрылось. Помнится, в детстве меня здорово занимал вопрос этих самых узоров. Вроде бы я даже придумал какую-то теорию насчет их символики и значения.

Надо же, думаю о чем угодно, только не о предстоящем разговоре. Первый признак того, что эта беседа меня несколько… нервирует. И дело даже не в том, что я болтаю с представителем демонизированной и всемогущей конторы, а…

Да просто я не знаю, чего ждать. Зачем Званцов меня вызвал на беседу? Хочет свесить на меня обязанности быть глазами и ушами «глубоких бурильщиков» в новокиневском рок-клубе? Или… Или, может быть, КГБ в курсе этих вот перемещений во времени с заменой личностей? Ну а что, судя по тому, что я знаю как минимум одного своего «товарища по несчастью», значит есть и другие. А раз такое случается, то должны быть люди, которые тоже в курсе. А если секрет знает трое, то один из них непременно осведомитель КГБ. Теперь вопрос, знают ли нашу с Иваном историю трое. Или все-таки…

— Вы ведь любите истории, верно? — спросил Званцов. — Интересные, захватывающие, поучительные… Вот и я хочу вам сейчас рассказать одну историю.

— Поучительную? — усмехнулся я.

— Как посмотреть, — пожал плечами кгб-шник. — Итак, жил в конце шестидесятых годов в одном городке в американской глубинке мужчина. Работал обычным школьным учителем, а на досуге почитывал разную мистическую литературу. Особенно его увлекали труды индийских гуру. И однажды он настолько проникся, что даже занялся йогой. Натурой он был увлекающейся, кроме того — йога штука полезная для здоровья. В общем, он решил, что непременно должен поделиться своей мудростью. Вот только слушателей он нашел специфических. Пациентов психлечебницы.