Они появились из толпы, и теперь все могли видеть, что их сопровождает приятель-сценарист, пятифутовая обезьяна Клайд, махавший им рукой.

— Так-так-так, — сказал Эдди Профи. — Да это Квэнди Крокенвдуш и ее приятель Капуто!

Кроме Кэнди и Шалопуто, никто ничего не понял.

— Как я люблю воссоединения! — сказала Кэнди и начала всех друг другу представлять.

Перезнакомившись, они решили, что следующим в списке их дел стоит обед, и направились вверх по улицам Смеха-До-Упаду. Одна из них заканчивалась рынком со всевозможными товарами. Здесь продавались плоды Часа, одаренного солнцем и дождями, бесконечные ароматы утра поздней весны и даже некоторые фрукты, названия которых Кэнди были известны — абаратские виды вроде тантаренты, гнилушек доэманны и кутури, — однако гораздо больше на прилавках было того, чего она не знала.

— Запретные плоды, — сказал Эдди Профи и взял один фрукт весьма пышных форм. — Это большая девочка, — добавил он с хитрой усмешкой. — Похожа на тебя, Бетти.

Фрукт действительно напоминал весьма соблазнительную женскую фигуру. Бетти не обиделась.

— Если это я, то я его и возьму, — сказала она.

— Это лучшие морианы из всех, что у нас были за долгое время, — сообщил торговец.

— А в чем подвох? — спросила Кэнди.

— Скажи ей, — ответила Бетти, откусив голову морианы, а затем и верхнюю часть фрукта. Запах его розовой мякоти был такой вкусный, что от удовольствия у Кэнди закружилась голова.

— Ух ты! — сказала она.

— Отличные, правда? Но я тебе не дам. Попроси Эдди, пусть он купит тебе другой, — сказала Бетти.

— Почему я должен…

— Ты купил мне, — сказала Бетти.

— И я за это должен платить?

— Кстати, где деньги? — спросил древозубый торговец.

— Я заплачу за один, — и Эдди показал торговцу один крючковатый зеленый палец.

— Одна мориана стоит семь патерземов.

— Семь! — воскликнула Кэнди. — Ничего себе!

— Ты где была? — хмыкнул торговец. — Сейчас патерзем стоит меньше, чем раньше.

Пока Эдди платил за фрукт Бетти, Кэнди шарила по карманам. У нее оказалось всего два патерзема и мелочь.

— Где Шалопуто? — спросила она себя вслух. — У него вся наша наличность.

Сказав, что она идет искать Шалопуто, Кэнди отправилась вдоль ряда прилавков, решив, что он где-то впереди. Она удивилась, не обнаружив его поблизости — вероятно, он ушел исследовать более интересные места. Кроме того, зная Шалопуто, можно было предположить, что он смотрит представление театра марионеток, выступавшего перед детьми и взрослыми в самом конце улицы. Она начала пробираться сквозь толпу к театру кукол, то и дело поднимаясь на цыпочки или подпрыгивая в надежде его увидеть.

Подпрыгнув в третий раз, она его заметила. Однако он был не на улице. Когда их с Кэнди разделили в Балаганиуме, ему сильно не поздоровилось. Это его напугало, и в толпе он чувствовал себя неуютно, поэтому, вероятно, решил на время выбраться из давки. Теперь он стоял в тенистом узком переулке и махал ей рукой.

— Вот ты где! — крикнула она и направилась к нему через улицу. Оказавшись на другой стороне, она осторожно проскользнула между двумя прилавками, заваленными всякой снедью, и вышла с яркой, шумной улицы в тихую тенистую аллею.

— Я была уверена, что ты смотришь кукольное представление, — сказала Кэнди.

— Я немного посмотрел, — ответил Шалопуто. — Но там все одно и то же. Ты понимаешь…

— Не очень, — ответила Кэнди, немного сбитая с толку.

— Понимаешь. Любовь и Смерть. Всегда Любовь и Смерть. Хотя, если это куклы, ты, по крайней мере, видишь вещи такими, какие они есть — что всех дергают за свои ниточки.

Обычно Шалопуто не шутил. Кэнди рассмеялась, хотя ей показалось, что в его замечании имеется глубина, которую трудно связать с Шалопуто и его жизнью.

— Ты от меня что-то скрываешь? — спросила она.

Теперь рассмеялся Шалопуто; с эхом в этом переулке происходило что-то такое, что делало звук темнее и глубже, чем он должен быть. Кэнди замедлила шаг. Потом остановилась.

— Какие у меня могут быть тайны? — спросил Шалопуто. — Тем более от тебя.

— Не знаю, — сказала Кэнди.

— Тогда почему ты спрашиваешь?

— Ты говорил о любви.

— А, — тихо сказал он. — Да, я говорил так, словно действительно ее испытывал. Да. Как будто знал, что это такое — кого-то любить. Слышать от них обещания верности. Что они будут любить тебя вечно, если ты дашь им… — Он поежился. — Ну не знаю. Что-нибудь неважное.

Кэнди почувствовала, как по спине бегут холодные мурашки. Это был не Шалопуто.

— Прости, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал ее страха. — Ты не тот, за кого я тебя приняла.

— Нет нужды извиняться, Кэнди, — молвила фигура в тенях. — Ты не сделала ничего плохого.

— Приятно слышать, — ответила она, все еще пытаясь говорить так, словно ничего серьезного не произошло, обычное недоразумение. — Мне пора идти. Там друзья… они меня ждут. — Она попыталась оглянуться, но ее взгляд все равно остался прикован к чужаку.