— Ты еще слышишь меня? — крикнул он назад Паю.

Голос, ответивший ему, был таким же призрачным, как если бы он разговаривал с человеком из другой страны по плохо работающей телефонной линии.

— Продолжай говорить, — крикнул он.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Что угодно. Спой песню.

— Мне медведь на ухо наступил.

— Тогда расскажи что-нибудь о еде.

— Хорошо, — сказал Пай. — Я уже рассказывал тебе об угичи и ее животе, полном икры…

— Это самое отвратительное из того, что мне приходилось слышать за всю свою жизнь, — ответил Миляга.

— Тебе понравится, когда ты попробуешь.

— …как говорила актриса епископу.

До него донесся приглушенный смех Пая. Потом мистиф сказал:

— Ты ведь ненавидел меня почти так же, как рыбу. Но я сумел обратить тебя.

— Я тебя никогда не ненавидел.

— В Нью-Йорке ненавидел, да еще как.

— Даже тогда. Просто я был в недоумении. Мне раньше никогда не приходилось спать с мистифом.

— Ну и как, тебе понравилось?

— Лучше, чем рыба, но не сравнить с шоколадом.

— Что ты сказал?

— Я говорю…

— Миляга? Я тебя почти не слышу.

— Я здесь, — заорал он в ответ во весь голос. — Когда-нибудь я хочу еще раз попробовать, Пай.

— Попробовать что?

— Переспать с тобой.

— Я должен подумать об этом.

— А чего ты хочешь? Предложения выйти замуж?

— Что ж, возможно, это поможет.

— Отлично! — крикнул Миляга. — Так выходи за меня замуж!

Позади него воцарилось молчание. Он остановился и обернулся. Силуэт Пая был расплывчатой тенью на фоне далекого света святилища.

— Ты слышишь меня? — завопил Миляга.

— Я думаю.

Миляга рассмеялся, несмотря на ту тревогу, которую будила в нем темнота.

— Ты не можешь раздумывать вечно, Пай, — крикнул он. — Мне нужен ответ через… — Он остановился, как только его вытянутые вперед пальцы прикоснулись к чему-то твердому и обледенелому. — О, дерьмо!

— В чем дело?

— Здесь трахнутый тупик! — сказал он, вплотную приблизившись к встреченной поверхности и ощущая ладонями лед. — Самая настоящая стена.

Но это было не все. Подозрение о том, что с этим местом не все так просто, стало сильнее, чем когда бы то ни было. Что-то скрывалось по другую сторону этой стены — если бы он только мог проникнуть туда.

— Возвращайся… — донеслась до него мольба Пая.

— Не сейчас, — сказал он самому себе, зная, что слова его не достигнут ушей мистифа. Он поднес руку ко рту и зажал в кулаке дыхание.

— Ты слышишь меня, Миляга? — звал его Пай.

Не отвечая, он ударил пневмой о стену — в этом у него был уже большой опыт. Звук удара был поглощен мраком, но освобожденная им сила вызвала ледяной град с потолка. Еще не смолкло эхо, а он уже нанес второй удар, потом третий, и с каждым разом все новые раны открывались у него на руке, добавляя кровь и ярости его ударов. Возможно, это усиливало их. Если уж его дыхание и слюна были способны на такое, то какими же силами должна была обладать его кровь или сперма?

Остановившись, чтобы вновь набрать воздуха в легкие, он услышал крики мистифа и, обернувшись, увидел, как тот приближается к нему через бушующее море теней. Не только стена и потолок над ней сотрясались от его ударов: сам воздух был в смятении, и силуэт Пая раскалывался на фрагменты. Когда он попытался сфокусировать взгляд на Пае, чтобы остановить это дрожание, большое ледяное копье упало в пространстве между ними и разлетелось на куски. Он успел закрыть лицо руками, защищаясь от осколков, но их удар отбросил его к стене.

— Ты здесь все обрушишь! — услышал он вопль Пая сквозь грохот новых падающих копий.

— Слишком поздно останавливаться на полпути! — крикнул Миляга в ответ. — Сюда, Пай!

Не потеряв своей проворности даже в этой смертельно опасной ситуации, увертываясь от льда, мистиф двинулся на голос Миляги. Не дожидаясь, пока он окажется рядом с ним он снова принялся за штурм стены, прекрасно понимая, что если она не капитулирует достаточно скоро, то они будут похоронены на этом самом месте. Схватив еще одно дыхание, он ударил его о стену, и на этот раз тени не сумели поглотить звук. Он расколол воздух, словно удар громового колокола. Ударная волна опрокинула бы его на пол, если бы руки мистифа не поддержали его.

— Это перевалочный пункт! — крикнул он.

— Что это значит?

— Теперь нужно два дыхания, — раздалось в ответ. — Мое и твое, в одной руке. Понимаешь?

— Да.

Он не видел мистифа, но почувствовал, как тот поднимает его руку к своему рту.

— На счет три, — сказал Пай. — Раз.

Миляга вдохнул полную грудь взбесившегося воздуха.

— Два.

Еще один вдох, даже более глубокий.

— Три!

Он выдохнул в руку, смешав свое дыхание с дыханием Пая. Человеческая плоть не была создана для того, чтобы управлять такой силой. Не окажись рядом Пая, который поддерживал его плечо и запястье, сила вырвалась бы из ладони и унесла с собой его руку. Но они синхронно двинулись вперед, и он успел разжать руку за мгновение до того, как она ударилась о стену.