Шрифт:
Он осушил рюмку и потянулся за бутылкой, оставленной им на столике.
— Мне не нравится Дауд, — сказала она внезапно. — И я не доверяю ему.
Он уже начал было наливать вторую рюмку, но после этих слов прервался и посмотрел на нее.
— Проницательное замечание, — сказал он. — Не хочешь ли еще коньяка? — Она протянула ему рюмку, и он наполнил ее до краев. — Я согласен с тобой, — сказал он. — Дауд — очень опасное существо, по целому ряду причин.
— А ты не можешь от него избавиться?
— Боюсь, он слишком много знает. У меня на службе он будет менее опасен, чем если я уволю его.
— Он как-то связан с этими убийствами? Как раз сегодня я видела новости…
Он отмахнулся от ее вопроса.
— Тебе не нужно ничего об этом знать, моя дорогая, — сказал он.
— Но если тебе угрожает опасность…
— Да не угрожает мне никакая опасность. Уж за это-то ты можешь быть спокойна.
— Так ты знаешь все, что с этим связано?
— Да, — сказал он с тяжелым вздохом. — Я знаю кое-что. Знает об этом и Дауд. Собственно говоря, он знает об этой ситуации больше, чем мы с тобой вместе взятые.
Это удивило ее. Интересно, знает ли Дауд о пленнице за стеной, или этот секрет принадлежит ей одной? Если это так, то, пожалуй, будет благоразумнее не делиться ни с кем. Когда у стольких участников этой игры есть информация, которой нет у нее, делиться чем-нибудь — пусть даже с Оскаром — означает ослаблять свою позицию, а может быть, даже подвергать опасности свою жизнь. Какая-то часть ее природы, невосприимчивая к соблазнам роскоши и не испытывающая потребности в любви, осталась в темнице вместе с той женщиной, которую она разбудила. Пусть она будет там, в темноте и безопасности. Все остальное, известное ей, она расскажет.
— Ты не один пересекаешь границу между Доминионами, — сказала она. — Мой друг туда отправился.
— Серьезно? — сказал он. — Кто?
— Его зовут Миляга. Собственно говоря, его настоящее имя — Захария. Чарли знал его немножко.
— Чарли… — Оскар покачал головой, — бедняга Чарли. — Потом он сказал: — Расскажи мне о Миляге.
— Это долгая история, — сказала она. — Когда я оставила Чарли, он решил мне отомстить и нанял кого-то, чтобы убить меня…
Она рассказала Оскару о нью-йоркском покушении и вмешательстве Миляги, потом — о событиях новогодней ночи. Пока она говорила, у нее сложилось отчетливое впечатление, что по крайней мере некоторая часть ее истории была уже известна ему. Это подозрение подтвердилось, когда она закончила описывать, как Миляга покинул этот Доминион.
— Мистиф взял его с собой? — сказал он. — Господи, да это же огромный риск…
— Что такое мистиф? — спросила она.
— Очень редкое существо. Он рождается у племени Эвретемеков раз в поколение. Они пользуются репутацией потрясающих любовников. Насколько я понимаю, их сексуальная принадлежность зависит только от желания партнера.
— Очень похоже на Милягины представления о Рае.
— До тех пор, пока ты знаешь, чего ты хочешь, — сказал Оскар. — А иначе, позволю себе заметить, это может привести к определенным недоразумениям.
Она рассмеялась.
— Уж он-то знает, чего хочет, поверь мне.
— Ты говоришь по опыту?
— По горькому опыту.
— Общаясь с мистифом, он вполне мог, так сказать, откусить больше, чем он в состоянии прожевать. У моего друга в Изорддеррексе, Греховодника, одно время была любовница, которая содержала бордель. У нее было шикарнейшее заведение в Паташоке, и мы с ней прекрасно ладили. Она постоянно предлагала мне стать торговцем живым товаром и привозить ей девочек из Пятого Доминиона, чтобы она могла открыть новое дело в Изорддеррексе. Она утверждала, что мы заработаем целое состояние. Разумеется, ничего конкретного мы так и не предприняли. Но мы оба любили говорить на венерические темы — почему-то люди, когда слышат это слово, всегда думают о болезнях, а не о Венере… — Он замолчал, словно утратив нить истории, а потом вновь заговорил:
— Но как бы то ни было, однажды она рассказала мне, как в ее борделе одно время работал мистиф, что причинило ей кучу хлопот. Ей чуть было не пришлось закрыть свое заведение из-за дурной славы. Ты, наверное, думаешь, что из такого существа получилась бы идеальная шлюха? Но на самом деле очень многие клиенты не хотят видеть, как их желания обретают плоть. — Рассказывая все это, он не отрывал от нее глаз, и улыбка играла у него на губах. — Не могу понять, почему.
— Может быть, они боялись быть теми, кто они есть на самом деле.
— Я так полагаю, ты считаешь это глупым.
— Разумеется. Ты есть, кто ты есть, и никто иной.
— Трудно, наверное, жить в соответствии с такой философией.
— Не труднее, чем пытаться убежать.
— Ну, не знаю. Лично я в последнее время много думал о бегстве. О том, чтобы исчезнуть навсегда.
— Действительно? — спросила она, пытаясь скрыть признаки волнения. — Но почему?
— Слишком много птиц уселось на насесте!
— Но ведь ты остаешься?
— Мной владеют колебания. Англия весной так обворожительна. А летом мне будет не хватать крикета.