Шпилькин быстро – заикаясь и путаясь, начал читать. Иногда он сам взвизгивал от смеха, считая прочитанное место особенно удачным; и тогда рассеянно слушавший Алексей Иванович из деликатности тоже улыбался; эта улыбка вселяла в автора еще больший восторг – и он начинал весело хохотать после каждого выражения, после каждой удачной, по его мнению, собственной остроты.

Между тем, стали собираться в общую редакционную комнату и другие постоянные сотрудники газеты.

Явился секретарь, расположившийся в другом конце комнаты; пришло несколько репортеров, и вскоре вся редакция заскрипела перьями и наполнилась торопливыми голосами снующих сотрудников.

– Алексей Иванович! – кричал долговязый сотрудник, заведовавший отделом общих известий, – вы где оставили графа Витте?

– А в правом ящике, – ответил Алексей Иванович, – там, где и московские интенданты!

А Шпилькин – Иголкин уже кончил; он с наслаждением вывел под фельетоном свою подпись и подчеркнул ее два раза, как это обыкновенно полагалось; затем снова самодовольно потер руки и оглядел сидевших за столом.

– Давид Борисович, – произнес он, обращаясь к долговязому сотруднику, – я вам прочту про смотрителя больницы. Хотите?

Давид Борисович, очевидно, хорошо был знаком, со страстью Шпилькина читать вслух свои произведения; поэтому, озабоченно роясь в газетах, он ответил:

– Простите, дорогой, но я спешу найти заметку о графе Витте. Она мне очень нужна.

Он зашумел газетами и погрузился в открытый лист носом, скрывшись за ним. Шпилькин вздохнул, поглядел вокруг и увидел репортера, который низко нагнувшись к столу, усердно что-то строчил, часто перечеркивая и исправляя написанное. Однако, не успел Шпилькин обратиться к этому слушателю, как вдруг дверь в редакционную комнату раскрылась, и вошел Кедрович. Шпилькин покраснел, увидев конкурента; он сделал хмурое сосредоточенное лицо, небрежно собрал узкие листки своего фельетона, сложил их и приготовился идти. Однако, Кедрович веселым жестом остановил его.

– Вы куда? Погодите, – заметил он.

– Я спешу. Мне нужно к Веснушкину, сдать фельетон.

– Оставьте этого толстого болвана, еще успеете, – весело ответил Кедрович, хлопая по плечу Шпилькина; – вы о чем написали?

– А я о смотрителе городской больницы. Я про него имею такие сведения, ого-го! Пальчики облизать можно.

Шпилькин самодовольно и торжествующе улыбнулся: небось, Кедрович много дал бы, чтобы иметь в распоряжении такой материал! Однако, Кедрович, не смущаясь, удивленно ответил:

– Не может быть? И вы о смотрителе больницы? Представьте: я тоже о нем написал.

Шпилькин побледнел; рука, державшая прекрасный фельетон, плод долгого усиленного творчества, – задрожала от испуга.

– Как так? – пробормотал Шпилькин. – Но ведь о том, что Смирнов имел сношения с сестрами милосердия, никто еще не знает?

Кедрович разразился непринужденным смехом.

– Ах, вы, курьезный вы человек! – воскликнул он, – да ведь об этой истории весь город говорит. Я достоверно знаю, что одна из сестер к нему каждый вечер на квартиру ходила.

– Этого я не слыхал, – упавшим голосом проговорил Шпилькин.

– Вот то-то же. А про жемчужное ожерелье слышали?

– Нет… – вытаращил глаза Шпилькин.

– Ну, а что же вам тогда известно?

– Мне известно, что он ходил с нею в магазин и покупал бальные туфли. Это очевидцы рассказывали. Потом про кафешантаны знаю. Их видели вместе…

– И только? А вы знаете, сколько он заплатил по счету в последний раз?

– Нет, не слыхал… – растерялся Шпилькин.

Кедрович снова добродушно рассмеялся.

– Хо-хо-хо! Ну, так что же у вас в таком случае за сведения? Я бы охотно, конечно, уступил вам тему, но раз у меня больше фактического материала, то понятно, Веснушкин пустит мой фельетон, а не ваш. А жаль! Мне очень и очень это неприятно, голубчик.

Шпилькин стоял растерянный и уничтоженный. Опять писать фельетон! Или, может быть, дать Веснушкину, а тот уже сам разберет, чей лучше? Но ведь факты нужны. У Кедровича больше фактов. Веснушкин и без того уже больше расположен к этому мерзкому выскочке, чем в нему, старому сотруднику, к нему, который уже около 15 лет работает в «Набате» и никогда не подводил под суд своего редактора-издателя, тщательно проверяя факты, о которых сообщал. И вдруг этот неизвестный молодец завладел доверием издателя!

Шпилькин кипел негодованием, но сдерживал свои чувства. Между тем, Кедрович, обменявшись любезными приветствиями с сотрудниками и сказавши какую-то скабрезность проходившему репортеру, отправился в кабинет Веснушкина. Там он сел против редактора, закурил сигару, заложил ногу за ногу и сказал:

– А у меня, Петр Степанович, хорошенькая темна сегодня. Раскопал сенсационную вещицу.

– А что? – обрадовался Веснушкин.

– Да вот, имею материал про смотрителя городской больницы. Я знаю из достоверных источников, что этот господин… э… как его фамилия, будьте добры напомнить?