– Я по-прежнему буду приходить сюда работать; у Вергена же в течение дня находятся свои дела и сюда он почти не заглядывает, – я говорила виновато и никак не могла это исправить. – А если вдруг и изменит своим привычкам и придёт посмотреть, то ты успеешь спрятаться вон там, за шкафами. Книги он не жалует ещё больше, чем моё сомнительное рукоделие.

Из замковой библиотеки Верген забрал только пять-шесть книг по алхимии и зельеварению, прочая литература не интересовала его вообще.

Птиц Рене продолжал дуться, пока я объясняла, где на всякий случай оставлю для него воду и не портящуюся еду. Можно было обойтись и без этого на каких-то два-три часа, но мне хотелось хоть немного побаловать его.

– Жаль, что урок чтения и письма, скорее всего, пропустим, – продолжала я.

Запирала комнату я с чувством болезненного сожаления, словно не заколдованного взрослого там оставляла, а беспомощного малыша. Снова и снова приказывала себе не трястись осиновым листом, а вести себя уверенно, даже порепетировала перед зеркалом равнодушный взгляд. Накануне, поздним вечером, в компании Рене я пробралась на небольшую открытую площадку рядом с внешней галереей, где в одной из стен обнаружила небольшой тайник, и спрятала в нём деньги и совиные перья. Муж уже не рылся в моих вещах, как тогда, после побега, но я всё равно осторожничала.

Верген прибыл незадолго до полудня в компании семейного лекаря, Кольма, и молчаливого лакея. Я встречала на верхних ступеньках парадной лестницы; Яола встретить хозяина не вышла, замешкавшись с размещением кучера. Впрочем, нерасторопность прислуги моего мужа нечасто выводила из себя. Обменявшись положенными приветствиями, гости поднялись наверх: спокойно и размеренно дэйн Уинблейр, суетливо, не выпуская из рук небольшой лекарский саквояжик, айт Кольм, и замыкал процессию степенно вышагивающий айт Уэлт, нагруженный багажом, но нёсший его так, словно он ничего не весил. Я разжала сцепленные в замок пальцы и, хотя играть спектакль было не перед кем, протянула мужу руку для поцелуя. Тёмные глаза мазнули по мне брезгливо, оценивающе; во взгляде лекаря и то было больше тепла.

– Добро пожаловать, дорогой супруг. Надолго к нам?

Верген спрятал усмешку за вежливым поцелуем.

– Я тоже рад тебя видеть, птичка моя. Не обременю долгим присутствием, но и забыть о твоём существовании не могу.

Да. Самое время вспомнить об обещаниях и чувстве долга.

– Твоя комната готова, гостевые тоже. Обед подадут в час.

– Превосходно. А после Кольм проведёт осмотр.

Лекарь согласно склонил голову с убранными в аккуратный хвост волосами. В этот момент из коридора вынырнула запыхавшаяся Яола и лично занялась размещением прибывшего лекаря. Вергена пошла провожать до его спальни я, позади на почтительном расстоянии тащил дорожный багаж мужнин лакей. К слову, бывая в Бейгор-Хейле, Верген отселял его от себя в отдельную гостевую комнату, небольшую, по соседству со своей спальней. Я не возражала, хотя не очень понимала причин, да и не отапливалась та комната должным образом. Впрочем, ни разу я не слышала от молчаливого Уэлта недовольства или жалоб.

– Составите мне компанию за столом, дорогая жена? – равнодушно поинтересовался Верген у дверей своей спальни.

Я бы с большей радостью вернулась в свой оборудованный в библиотеке маленький рабочий кабинетик, к насупившемуся взъерошенному Рене. Продержаться всего несколько дней. Спину ровно, подбородок выше и спокойные, очень спокойные руки…

– Разумеется, Верген.

Уэлт молча, без улыбки слегка обозначил почтительный поклон перед тем, как просочиться в покои хозяина.

У меня не осталось времени заглянуть в мастерскую, погладить пёстрые совиные пёрышки: сейчас это помогло бы успокоить нервы. Я успела только проверить сервировку стола, отметила плохо начищенное серебро, укоризненно посмотрев на Мейду, спустилась к Руте и убедилась, что хотя бы с качеством блюд проблем не будет, и вернулась к себе переодеться. Нарядов по последней моде у меня здесь не было, но я и не стремилась производить впечатление на мужа. Поправила на запястьях длинные рукава, так чтобы манжеты скрыли старые шрамы, перед выходом покосилась на своё отражение в зеркале.

… Сначала я думала с ним договориться, расторгнуть заключённый только на словах договор. Почти полтора года Верген Уинблейр изображал моего опекуна. Держал дистанцию, ждал. Покупал приличные платья, нанял прислугу, сожалея о том, что не мог взять в дом мою прежнюю горничную. И нашу кухарку. Для них Гердерия эйр-Тальвен исчезла навсегда. Я видела, что сожаление фальшивое, но не настаивала ни на чём. Я не успела закончить пансион, но вместе с новыми документами на новое имя Верген раздобыл и бумаги о моём якобы окончании обучения. На другое имя, разумеется, но отметил, что диплом вряд ли мне понадобится: мне отводилась скромная роль домоседки-жены.

Очень огорчался, что я больше не могла сотворить ни малейшего, самого простенького заклинания. То обвинял в бездарности и излишней чувствительности, то утешал и обнадёживал, что когда притупится боль утраты, притихший дар вернётся и распустится наконец пышным цветом. Тогда же и заговорил о том, что мечтает о наследнике с магией в крови. А я, чем больше узнавала его, тем больше перспектива выйти за него замуж вызывала отторжение. Мягкость и обходительность Верген надевал как маску, всё чаще демонстрируя природную несдержанность, резкость, граничащую с хамством. Слыша, как легко и естественно слетали с его губ оскорбления, задавалась вопросом: как, на чём могли сойтись такие люди, как мой увлечённый, немного рассеянный, как все гении, но безупречно воспитанный отец и вот этот, не стесняющийся унижать не только слуг, но и собственную жену? Почему именно его отец попросил позаботиться обо мне, почему именно в его руки вверил мою жизнь и судьбу? Я бы поняла, будь Верген влюблён, но он не был.

А желание обзавестись ребёнком-носителем магического дара крепло и усиливалось, и начало смахивать на одержимость, что меня пугало. Я была не против ребёнка, но я готова была принять и любить его любого, с даром и без. Верген нет.

Месяца за два до своего совершеннолетия я предложила не заключать брак. Мол, от слова, данного Эртону эйр-Тальвену я Вергена освобождаю, не нужно никаких жертв и принуждений, я просто тихо уеду, с новыми документами легче было бы начать новую жизнь. Верген посмотрел долгим взглядом, извинился за недостойное поведение, недостаточную, должно быть, заботу о моём благополучии, напомнил зачем-то о безмерном уважении к моему отцу.