Анастасия была удивлена услышанным, заглянула в сонное лицо дочери, будто ища одобрения, затем достала бумаги и отдала незнакомцу. Уверенными движениями незнакомец отодвинул обшивку и убрал бумаги. Первым делом Анастасия подумала: «Как он это сделал? Мне ещё нужно будет их оттуда доставать», присмотрелась, и только тут заметила, что незнакомец орудует не пустыми руками, а ножом.

– Анастасия Владимировна, вам лучше не называть себя. Книжку лучше не показывайте, – и продолжил шёпотом: – Вам не следует меня опасаться. Я – Сухожилин Алексей Семёнович, вас и вашего мужа знаю, но сейчас не будем тратить времени. Об этом, если позволите, чуть позднее.

– У нас паспортов с собой нет, есть только вот, – ответила Анастасия шёпотом, вынула бумагу из внутреннего кармана пальто и показала незнакомцу пропуск.

Увидев бланк с печатью, Алексей Семёнович пробежал взглядом по тексту и оцепенел. Сглотнув, он вернул пропуск Анастасии и тут же строго зашептал:

– Нельзя вам это показывать абы кому, да и вообще никому нельзя этот большевицкий пропуск предъявлять. Последнее время в поездах анархисты орудуют, и, полагаю, именно они сейчас поезд остановили. Они всех большевиков расстреливают на месте. Дайте сюда, – Сухожилин буквально вырвал из рук Анастасии бумагу. – У вас, мадемуазель, такая же бумажка? – обратился он к Евгении совсем-совсем тихо, так что та едва услышала.

Евгения, не проронив ни слова, посмотрела на мать, потом вытащила свой пропуск и отдала незнакомцу. Тот повторил манипуляции с обшивкой, но в другом месте, и спрятал пропуска.

– Я на вас драгоценностей не увидел, а если есть – бросьте на пол, потом подберёте. Деньги лучше тоже припрятать, но не все. Они потребуют откупные и, если не наживутся, могут и убить.

Сказанное послужило прямым руководством к действию. Анастасия дрожащими руками вынула деньги из кармана пальто, разделила их на две неравные части и большую часть отдала Сухожилину, на что тот нетерпеливо махнул рукой, мол, не так. Взял все деньги из рук Анастасии и тоже разделил на две части, но по другому принципу: несколько купюр в сто рублей и все более мелкие вернул Анастасии, остальные тоже спрятал под обшивку, но уже в третьем месте.

Пока Алексей Семёнович помогал Анастасии прятать деньги, кто-то крикнул: «Опять будут грабить!» – и пассажиры стали просыпаться, заниматься тем же, что и Сухожилин. Ни один из пассажиров, видимо, не сомневался, что их ждёт в ближайшее время, и в вагоне началась скрытая возня. Вагон превратился в живой улей. Все занимались одним и тем же, но времени уже не оставалось. В вагоне затопали, и послышались мужские голоса.

– Граждане пассажиры, готовьте плату за проезд. Кто уже оплатил – можете быть спокойны, второй раз платить не нужно, а если мы что-то ранее припрятанное найдём – всё будет отдано в фонд борьбы с большевиками, а вас покараем. Готовим, граждане, билеты, – послышался хриплый голос где-то в начале вагона.

С каждой секундой голос слышался всё ближе и ближе, и по мере его приближения усиливался и шум в вагоне. Люди стали возмущаться, что в их вещах роются, за что к ним тут же применяли методы физического воздействия. Через минуту раздался выстрел, и, как следствие, в вагоне воцарилась гробовая тишина, потом кто-то в середине вагона крикнул:

– В следующий раз уже не промахнусь!..

Целую минуту ни одного возгласа. В вагоне было слышно только шуршание по узелкам, саквояжам и чемоданам с безапелляционными требованиями показать личные вещи. Нескольким мужчинам приказали снять всю одежду, что они и сделали. После тщательной проверки их отпустили.

Кто-то строгим голосом приказал поторопиться и следовать в последнее купе.

Возле купе Барковских остановился мужчина средних лет гиперстенического телосложения, ростом чуть больше трёх вершков 2 , одетый в какую-то полувоенную форму и прикрытый сверху черным пальто чуть не до самого пола. В руке он держал лампу и, рассматривая, кто есть в купе, тыкал ею каждому пассажиру чуть ли не в лицо. Дошла очередь и до Барковской. Мужчина всматривался в лицо секунд десять, потом двинулся к Евгении, но ей уделил меньше времени. Не остался в стороне и Сухожилин. Ему тоже было уделено особое внимание.

– Зови сюда старшого. Тут, кажется, куш намечается, – крикнул мужчина кому-то в глубине вагона.

В ожидании старшого прошло около минуты. Незнакомец, направив пристальный взгляд и револьвер на Анастасию, в какой-то момент засмущался. Стыдливо перевёл взгляд на Сухожилина и убрал револьвер в карман пальто, но спохватился, достал обратно и на этот раз направил его не на Барковских и не на Сухожилина, а в окно. Секунд десять спокойного ожидания, незнакомец начал вертеть револьвер на пальце, демонстрируя своё умение обращаться с оружием, но вышло не совсем удачно. Револьвер выскользнул, и горе-боец чудом не нажал на спусковой крючок, когда поймал его в воздухе.

– Что там ещё у тебя? – рявкнул кто-то в начале вагона.

– Посмотри. Тут интересная дама и, кажется, с дочкой. Думаю, требуют особого внимания.

У купе появился мужчина лет около пятидесяти на вид, опрятно одетый, в костюме-тройке, но, в отличие от своих подельников, поверх всего облачённый в чёрный кожаный плащ. Он, освещая своей лампой купе и в особенности лица присутствующих, пристально посмотрел на Анастасию, потом на Евгению и Сухожилина.

– Сударыня, будьте любезны, ваш билет и паспорт, – изысканно вежливо обратился незнакомец.