Они учились в школе во Вспольном переулке. Рядом Патриаршие пруды. Весной там сказочно хорошо, оазис, деревья шумят, люди улыбаются. После уроков в апреле и мае, когда дорожки избавлялись от липучей грязи, они гуляли вдоль воды. По нескольку кругов, на скамейки не присаживались. О чем говорили? О том, что она хочет стать стюардессой, а он футболистом. Мишка замирал, когда видел гоняющих мяч. Не пропускал ни одного футбольного матча по телевизору. Хвалил Лобановского и киевское «Динамо». Когда киевляне играли за Кубок Кубков, пригласил Таню домой смотреть матч. После гола впервые порывисто обнял ее. Впервые и единожды. Его поразило тогда, как Таня хорошо пахнет. Что-то среднее между свежим молоком и сиренью. Любопытно, что никто из одноклассников ни разу не крикнул им вслед: «Жених и невеста!»

Таня, изящно взявшись за руль, уверенно повела машину. Михаил полулежал в мягком кресле, голова его удобно упиралась в комфортный подголовник. Но сам испытывал дискомфорт. Все как-то не так. Во всем фальшь.

– Ну поведай, Харитонов, как ты жил все это время?

Михаил поморщился.

– Мы же договорились. Никаких Харитоновых. Глупо как-то звучит.

– А мне нравилась всегда твоя фамилия. Свойская такая, простая.

– Ну ладно. Харитонов так Харитонов.

Они ехали по Садовому кольцу, погружались в тоннель под Новым Арбатом и всплывали около игравших с солнцем массивных сталинских домов. Ему представлялось, что это не одна дорога, что она повторяется и повторяется.

– Окончил школу. В последних кассах увлекся актерством. Но отец отговорил от театрального. Все равно без блата не поступишь, считал он.

– Интересно. Вот не ожидала. Ты же футболом грезил.

– Да какой футбол! – Михаил махнул рукой. – Это же надо было в спортшколу ходить, а не мечтать.

– Ну как, погоди. – Таня припарковалась у обочину.

К ней не спеша подошел гаишник, представился. Она вышла из машины. Харитонов не слышал, о чем она толковал с гаишником, но догадывался.

– Все в порядке? – спросил Харитонов, когда они снова тронулись.

– Как обычно. Всем зарабатывать надо.

– Ты что-то нарушила?

– Так. Немного.

Беседа на время иссякла. Набиралась сил для продолжения.

Михаил, как и прежде, проживал на Спиридоновке в старом доме, который много лет собирались снести, но он, видимо, так крепко сросся с московскими пейзажами, что каждый раз снос и реконструкцию переносили на неопределенный срок. Машина Татьяны плавно затормозила около его подъезда, поворчала немножко и затихла.

– Быстро доехали. – Татьяна облегченно вздохнула.

– Может, поднимешься? У меня коньяк хороший есть…

– Харитонов, я за рулем. Ты неподражаем. Да и неудобно это.

– Удобно. Дома никого нет. Все мои на даче. Лето все-таки. Я вот один в Москве. Люблю июнь в городе. Всегда остаюсь.

– Тогда тем более неудобно.

– Ты о чем? – Михаил изобразил удивление, почти негодование.

– Это как будто по-воровски как-то…

– Встреча старых друзей. Что тут плохого?

– Ну ладно. Пригласил, так пошли. Но пить не буду. Потом машину тут оставлять, потом за ней возвращаться. Мороки слишком много. Чай, надеюсь, есть у тебя?

– Чай есть.

Они не выходили из машины. Чего-то не хватало для этого.

– Как папа, мама? – Рано или поздно это вопрос следовало задать, хотя ответ страшил.

– Давно умерли.

– Прости.

– Да не за что. Отболело. В девяностые в Москве часто не топили. Вот легкие матери и не выдержали. Эмфизема мучила ее долго. И замучила. А отец вскоре сгорел.

– Он же такой крепкий на вид.

– Да. Не хворал особо. Но, видимо, как его конструкторское бюро закрыли, смысл утратил. А я никогда его смыслом не был. Только мать. А твои как?

– Более-менее. Живут на даче в основном. Бодрятся.

– Привет им передавай. Вряд ли они меня помнят.

– Спрошу при случае.

Михаил рывком открыл тяжелую подъездную дверь, пропустил Татьяну вперед, и она сразу окунулась в просторную тишину родовых московских домов, где на лестничных клетках властвует эхо и голос мгновенно обретает звонкие дребезжащие обертоны. В этом гулком пространстве они быстро избавились от мешающих общаться условностей, и, виделось, еще чуть-чуть – и они возьмутся, как в детстве, за руки и с хохотом побегут вверх по лестнице, стараясь перепрыгнуть через одну, а то и через две ступеньки.

Михаил усадил свою гостью в комнате на диван, покрытый пледом уютного зеленоватого цвета, а сам поспешил на кухню. Таня с любопытством разглядывало убранство квартиры, в которой не была очень давно. Квартира выглядела чистенькой, рациональной, но при этом на всем ощущался налет какой-то принужденности, будто тот, кто поддерживал в ней порядок, делал это через силу. Есть ли в этом доме хозяйка? Таня не могла пока определенно ответить на этот почему-то вдруг очень разволновавший ее вопрос.