– Не все так просто, Рэй. Пойми меня правильно, я неплохой писатель, но я не могу совершить открытие. О чем я, по-твоему, должен написать, чтобы люди снова в меня влюбились? Чтобы создать что-то вечное, мне нужно куда больше таланта, чем для того, чтобы создать что-то интересное…

– У тебя есть этот талант, Райан! Тебе не хватает мужества, чтобы решиться на этот шаг.

– Здесь ты совсем не прав. Мне не хватает чего угодно – таланта, опыта, лексикона, но ни в коем случае не мужества…

Все началось с того, что я использовал одну и ту же фразу в двух романах подряд. Когда твое детище превращается в фабричное производство, становится трудно придумывать что-то новое. Персонажи превращаются в клише, а названия глав становятся скучными и примитивными. Не потому что крайне сложно придумать такое название, которое заинтересует читателя, а потому, что любое из придуманных названий недостаточно точно отражает суть. Так я покатился вниз. Так мои последние романы стали пятидесятилетними одинокими женщинами с высоким уровнем либидо. Им все еще хочется секса, но они никого уже не привлекают.

– Тогда почему ты пришел ко мне и ноешься, как гребаная школьница, которую впервые дернули за косички? Ты боишься, Райан. Боишься, что не сможешь сделать ничего достойного.

– Твою мать, Рэймонд! Ты совсем меня не понимаешь! У меня предостаточно идей, чтобы выплюнуть очередную всратую историю о какой-нибудь необычной херне! Хочешь, я напишу тебе сотни таких романов? Легко! Но у меня нет ни одной идеи, которая могла бы завоевать сердца миллионов, независимо от пола, возраста и вкусовых потребностей. Я ведь не Жюль Верн, в конце концов, и не Федор Михайлович Достоевский. Я Райан Биллингтон, твою мать! Пишу о том, что хочется увидеть людям, а не о том, что скрывается в подсознании.

– Именно твоя мания писать о сокровенных желаниях каждого сделала тебя писателем, Райан. Твой первый роман разорвал аудиторию, потому что каждый хоть раз задумывался об этом, но никто и никогда не решался воплотить это в жизнь. Ты вышел за рамки, порвал шаблоны, и я просто прошу тебя сделать это еще раз, только в этот раз выйди за рамки себя самого.

Тремя днями ранее Рэй Рэймонд позвонил мне и попросил заглянуть к себе. Я никого не трогал, пил чай, наслаждался жизнью. И тут на тебе! Срочно нужно было явиться в этот же кабинет и обсудить наш новый контракт. Еще один подобный роман, – сказал мне Рэймонд тогда, – и всю твою карьеру можно свести на «нет». Ты становишься не интересен, Райан. Твой будущий роман может стать последним. В тот день мы подписали контракт, согласно которому я должен написать бестселлер. Если эта книга будет моим очередным дерьмом, мы навсегда прекращаем наше сотрудничество. Если же нет – я снова вернусь на вершину славы. И я загорелся этой идеей, думая, что именно это вдохновит меня на великие вещи.

– Как я могу выйти за рамки самого себя, являясь самим собой? Рэймонд, это не так работает. Я думал, что создал свой стиль, что у меня появился писательский слог, а оказалось, что я просто стал заурядным писакой…

– Заурядным писакой ты был всегда, но, по крайней мере, раньше ты никогда в себе не сомневался. Скажи мне, Райан, разве не сомнения в том, что ты делаешь, создали пустоту внутри тебя? Ты добился успеха, сколотил целое состояние, присел на задницу и начал, не напрягаясь, посасывать фирменные коктейли через трубочку. Один успешный роман! Два! Пять! Но успех не может быть вечным. Как только ты обнаружил, что не способен на что-то новое, ты тут же начал сомневаться в себе, и – БАЦ! – цифры скатились вниз, а твое имя не стоит и в одном ряду с зазнавшимися новичками.

– К чему ты рассказываешь мне все это?

– А к тому, Райан, что ты должен уже наконец-то выйти из зоны комфорта и показать этим писателям-однодневкам, кто такой Райан Биллингтон и почему его должен уважать каждый. Вспомни, почему ты начал писать. У тебя ведь ни хрена не было! И единственное, что ты умел – писать эти гребанные строки. У Тебя получилось один раз, так почему ты думаешь, что не получиться во второй?

Вечером того же дня, когда мы обсудили условия нашего нового контракта, я пришел домой, заряженный на успех. Тысячи сюжетов медленно варились внутри моей головы, по дороге домой я молчал, но ни на секунду не прекращал вести диалоги с самим собой. Я вошел в свою квартиру, готовый буквально лопнуть от переполнявших меня эмоций. Я сел за ноутбук, мое сердце колотилось так сильно, что на какое-то время я оглох, пальцы тряслись над клавиатурой, и я поражался тому, насколько громкой может быть тишина. А затем наступило молчание. Герои внутри меня внезапно прекратили вести диалог, сюжеты кончились, мысли растворились в абстракции бессвязных слов. Я написал: «Глава 1», и просидел четыре часа в одном положении.

Ни единой мысли не посетило меня за это время – совершеннейшая пустота. Я захлопнул ноутбук, заварил себе чашечку кофе, выкурил сигарету и снова услышал их. Голоса. Они снова проснулись и взбудоражились, заговорили о великом и решались на подвиги. Вот оно – вдохновение! – подумал я, снова уселся за ноутбук и снова оказался совсем один. Впервые с тех пор, как я начал писать свой первый роман, я почувствовал одиночество. За три дня, предшествующие нашему с Рэймондом разговору, монитор моего ноутбука горел пятью буквами и одной цифрой:

«Глава 1»

А я не отходил от него практически ни на шаг.

– Потому что я ни хрена не чувствую, Рэймонд! – произнес я ему по слогам, будто общаюсь с ребенком.

– Вот все вы, писатели, жалкие сопляки! Что-то не получилось, так сразу ни хрена не чувствую! Скажи еще, что мир вдруг утратил свои цвета, а еда стала казаться пресной. Ты – писатель, Райан, и как писатель ты должен знать, что такое гипербола! Или аллегория, хрен пойми! Я же, блин, издатель, а не литературный критик. Одно я знаю – не дави ты из себя этот шедевр, не напрягай свои мозги! Мозгами пусть работают ученые и прочие научные деятели, а ты должен работать сердцем. Своим мягким и хрустальным писательским сердцем, Райан!