Шрифт:
– Ну давай, бей! Бей, не стесняйся!
Мне казалось, что я перенесу любые побои, если это облегчит душу бедной собаки, погибшей пять лет назад.
Ван Досу, который был готов вот-вот ударить меня по голове, неизвестно по какой причине опустил руку и потер ее об полу рубашки.
Брат ушел, и я закрыл за ним дверь ресторана. На улице еще было светло, но внутри повисла мертвая тишина, присущая только глубокой ночи, и меня охватило чувство полного одиночества.
Я бросил взгляд за окно. Автобусная остановка и станция метро были все так же оживленны, как и утром.
В это время школьники возвращаются с занятий. Они наперегонки выбегают за ворота школы и идут или домой или в хагвоны [14] . Кто-то отправляется в дешевые кафешки, а кто-то в укромные места возле рынка. Дети, выбравшие закоулки, будут курить и смачно ругать учителей, которые сегодня им чем-то не угодили. В одной из таких ребячьих стаек наверняка окажется и Сучан. После перекура он пойдет в ресторан своего отца, а затем поможет ему с доставкой жареной курицы. Лица других одноклассников я помнил смутно, но вот его лицо отпечаталось в памяти.
14
Хагвон – коммерческий частный институт, академия, школа или курсы, распространенные в Южной Корее, фактически выполняют функции дополнительного образования.
Семья Сучана открыла в нашем районе ресторан, где готовили жареную курицу, когда мы с ним были первоклашками. Я намного позже узнал, что он на год, даже почти на два, старше меня, хоть мы оба и учились в одном классе. Не знаю, почему он пошел в школу позже других детей.
Сучан делал вид, будто не замечает, как я временами катаюсь без спроса на их ресторанном мопеде для доставки. Наверняка он догадывался, что у меня нет водительских прав, но знал и о том безграничном ощущении свободы, которое я испытывал во время езды. Потому молчал.
Мы с Сучаном не разговаривали ни в школе, ни на улице, но отлично понимали друг друга.
Он занялся доставкой курицы около двух месяцев назад. До этого ею занималась его мать, и причины, почему она бросила это делать, я не знал. В общем, я каким-то шестым чувством угадывал, когда ему не хотелось работать, и именно в это время угонял мопед.
Обычно, прокатившись с ветерком, я оставлял мопед в укромном закоулке, а Сучан его там находил. Мы с ним стали соучастниками преступления, связанными большой тайной. А еще начали доверять друг другу благодаря одной общей беде.
Однажды я стал свидетелем того, как отец нещадно избивает Сучана прямо перед рестораном. Тяжелая и мускулистая мужская рука раздавала такие оплеухи, что худенький мальчишка, не удержавшись на ногах, приземлялся то пятой точкой, то падал ничком, ударяясь головой. Это происходило регулярно. Каждый раз, наблюдая такую картину, я думал, как было бы здорово, если бы я был суперменом. Мне хотелось схватить в охапку Сучана и подняться с ним высоко в небо.
Он тоже нередко видел, как я убегаю из дома, спасаясь от побоев отца. Как и я, Сучан никогда не утешал меня. Вполне возможно, что он тоже мечтал превратиться в супермена и спасти меня, но я не мог знать этого наверняка, ведь мы никогда не разговаривали друг с другом; мы только переглядывались, чувствуя товарищескую солидарность. Единственное преимущество Сучана передо мной состояло в том, что у него была мать, которая иногда защищала его от побоев отца. Она казалась такой же худой, как и Сучан.
Его мать? Когда я подумал о ней, в памяти всколыхнулись смутные воспоминания. На душе стало тоскливо.
Бах… – открылась комнатная дверь. Это Ачжосси отправился в туалет.
– Я не отступлюсь, – сообщил он, вернувшись и усаживаясь на стул.
– Со Чжиён – это имя того человека, которого вы хотели увидеть?
– Сколько дней у нас осталось?
Не дождавшись ответа, он посмотрел на бумажку на стене.
Раз, два, три, четыре… – глазами считал он кружочки.
– Тогда почему Нана не дала вам ее номер телефона? Ведь они знакомы друг с другом?
Ачжосси, как и прежде, ничего не отвечал.
– Ни за что, ни за что не отступлюсь.
Глаза его сверкнули зловещим блеском, когда он резко сжал кулаки, словно приняв какое-то решение. Невозможно объяснить, что выражал его взгляд, но что-то в нем вызывало страх. Я впервые увидел Ачжосси таким за двадцать с лишним дней.
Вскоре он опять скрылся в комнате.
Я вытащил из кассового аппарата ящик с деньгами, которые переложил в целлофановый мешок и спрятал в укромное место на кухне возле холодильников.
– Так, а продукты у нас остались? – Я открыл один из них.
Его содержимое заметно убавилось с того времени, как мы впервые появились здесь.
Я оглядел кухню, на которую практически не заходил за исключением пары раз, когда жарил яичницу и мыл посуду, – она полностью принадлежала шефу и сейчас блестела чистотой. Даже посуда, оставшаяся после обеденных посетителей, была уже вымыта и аккуратными стопками стояла на кухонном столе, – кроме той, что в перевернутом виде лежала на сушилке. Тряпки сверкали белизной, а раковины Ачжосси начистил до блеска. Он в совершенстве владел качествами, необходимыми шеф-повару: вкусно готовил, любил порядок. Такие педантичные люди почти никогда не допускают ошибок в общении с другими. Вот только почему-то женщина по имени Нана смотрела на него, как на врага. Очевидно, что отношения у них были непростые.