Шрифт:
Стебновский наморщил брови.
– За это надо взяться как можно быстрее, - сообщил он. Вместе с Янковским он поднялся из-за стола.
– Пеленгаторы радиошума смонтированы уже на всех танках?
– спросил я.
– За этим мы проследили в первую же очередь, - заявил Стебновский.
– И необходим строжайший приказ соблюдения радиомолчания вплоть до момента непосредственного столкновения с противником. Наши должны локализировать врага и прислушиваться к приказу о наступлении. Между собой взводы должны находиться в визуальном контакте.
– Мы проследим за этим, - заверил меня Янковский.
– Да, еще одно. Поддержка авиации. Как с ней?
– Бронетанковые войска получат ее в самый момент начала наступления. А до этого времени мы отдаем американцам полнейшее превосходство в воздухе, - сказал Стебновский.
– Самые лучшие самолеты мы спрятали так же глубоко, как и танки, добавил Янковский.
Оба генерала спешно вышли из комнаты. Я остался с Моращиком, который вытащил коробку с флажками на булавках и стал украшать ими карту.
– Метод старый, но получше всякого компьютера, - заявил он с улыбкой. Потом он обеспечил себе прямую связь с Генеральным Штабом, натянул наушники и вообще перестал отзываться.
Шло время, а я глядел на то, как флажки на карте постепенно начинают обрисовывать нечто вроде мешка, окружающего Поезеже Краеньске с юга, востока и запада.
Через два часа внезапно погас свет.
– Началось, - сказал из темноты Моращик. Он помолчал немного, потом добавил: - Они только что взорвали нам электростанции Туров, Козенице и нефтеперерабатывающий комплекс в Плоцке. Сейчас включится аварийное питание.
Вообще-то, хоть я был готов к чему-то подобному, но почувствовал, как к горлу что-то подкатило. Через минуту, и вправду, загорелся свет, заработали телевизоры. Моращик застыл, прижимая наушники к голове.
– Ненси только что предъявил ультиматум, - сказал он через минуту. Дал нам сорок восемь часов. Налет на электростанции был проведен для подтверждения серьезности намерений...
Мы оба повернулись к телевизорам. В это время две западные станции показывали горящий Плоцк, одна - разбомбленные генераторы в Турове, а на остальных экранах царствовало по-отечески озабоченное лицо президента Ненси.
– Идет большой нажим на Германию, чтобы та присоединилась к экономическим санкциям и предоставила американцам Рюгге, - говорил Моращик.
– Канцлер Халентц тянет резину и ссылается на исторические прецеденты.
– Ха, американцы подставляются за русских, а мы за немцев. Ну и чехарда!
– заключил я.
В течение всего дня наступления не произошло. Телестанции показывали концентрирующиеся на Борнхольме отряды американской морской пехоты, загрузку оборудования на десантные корабли и патриотические манифестации в польских городах. Комментаторы сообщали о полнейшем манипулировании нашим обществом, а на экранах время от времени появлялся спрятанный в кустах польский танк. По американскому телевидению военные эксперты демонстрировали новейшие системы вооружения и объясняли, почему в Польше ни у одного американского солдата не упадет с головы даже волосок. Ни Янковский, ни Стебновский не появлялись ни разу. Я сидел с Моращиком сам, он был слишком поглощен своими флажками да и собеседник не лучший. Оказалось, что рядом с нашей комнатой находятся вполне пристойные апартаменты со всеми удобствами. Это и было все пространство, в котором я мог передвигаться. В определенное время под дверью ставили поднос с едой, и его забирал Моращик. В отличие от меня, мой опекун, а вернее, стражник, совершенно не отдыхал, время от времени глотая какие-то таблетки.
За двенадцать часов до истечения срока ультиматума американцы уничтожили телепередатчики во всех наших крупных городах, а заодно и радиовышку в Гомбине.
– Три раза стучат...
– тяжко вздохнул Моращик.
Вскоре после того вернулся Янковский.
– Все говорит о том, что мы будем готовы в срок, - сообщил он.
– Мы сделали все, что могли, а остальное уже в руках Божьих и Хаоса.
Хаос начался точнехонько в срок, заявленный президентом Ненси. В один миг умолкла почти вся радиосвязь, а действующие радары были уничтожены. Неизвестно, сколько американских самолетов очутилось над Польшей, во всяком случае, достаточно, чтобы наша противовоздушная оборона могла засчитать себе несколько сбитых. Это вызвало недоумение в американских средствах массовой информации, потому что самолеты были "невидимками"...
– Каким чудом вы этого добились? Стреляли вслепую?
– спросил я у Янковского.
Генерал усмехнулся.
– Думаю, что эту военную тайну можно раскрыть, - сказал он.
– Иногда, даже самый невидимый для радаров и детекторов инфракрасного излучения самолет можно высмотреть, стоя на крыше. Кое-кто из американских командующих, планируя налеты, совершенно забыл про это.
Чтобы отыграться за эту неприятную неожиданность, американцы с миллиметровой точностью срезали снарядом памятник варшавской Сиренке, после чего уже систематично начали уничтожать военные объекты на территории Западного Поморья. Ужасные потери понесли тысячи макетов из фанеры и брезента, с поставленными вовнутрь печками типа "коза" в качестве источника инфракрасного излучения. После этого противник использовал более разумное оружие, которое лишь по ему самому понятным причинам взялось за выкорчевывание придорожных плачущих верб.
– Очко для ребят из разведки и отдела по электронной войне, - сообщил Янковский, перестав смеяться.
– Так это их работа?
– спросил я.
– Ага. Им удалось всунуть в компьютерный каталог описание "стандартный тип маскировки польского танка"...
Еще смешней стало, когда после рутинной бомбардировки на побережье между Колобжегом и Сяножентами начала высадку неустрашимая морская пехота. "Гринпис" тут же обнародовал список видов растений и животных, которым американские бомбардировки угрожают полным уничтожением, и начал глобальную акцию протеста под девизом защиты цветка "петрокрестка приморского".