Нет, Эдик был совсем не глуп. Он понимал, что питало в дядином кружке такую устойчивую неприязнь к профессору Боровику. «Мы просто завидуем ему, – внутренне усмехался Эдик, не сводя в то же время преданного взгляда с разглагольствующего дядюшки. – Да, да, завидуем и потом он... э-э... так не похож на нас».

Увы, профессор действительно мало соответствовал ходячим представлениям о подлинном «жреце науки». Невысокий, подвижный, страшно «земной», он одним только обликом своим шокировал расфранченного юношу. Вот и сейчас, – старомодная соломенная шляпа, полотняный пиджачок, старенькие брезентовые сапожки, – вылитый агроном из какого-нибудь захолустного колхоза. «Да он просто скуп, этот старый гриб!» – вздохнул Красиков.

– Вы что-то сказали? – оторвался от оконца Владимир Степанович.

Эдик смутился. Он мог бы поклясться, что ни единого слова не сорвалось с его губ, и тем не менее... Ведь о непостижимой проницательности «патрона» рассказывали целые легенды.

– Я хотел сказать... – поспешно отозвался Красиков. – Хотел попросить вас, Владимир Степанович...

– Да, да, обещал, помню, – кивнул Боровик и снова приник к окну.

Глубоко внизу расползлись бесформенные, ржавые пятна болот, кое-где рассеченные серовато-синими жилками речушек и ручьев. Время от времени под крылом самолета проплывают небольшие, черные прямоугольнички распаханных полей. Но их еще немного, совсем немного. Наступление на болота требует пока огромных сил и средств. Все изменится, когда завершится, наконец, работа над «Космическим ключом». Обширные болота Белоруссии, Прибалтики и Карелии, огромнейшие заболоченные пространства Сибири и Дальнего Востока, пески Казахстана и Средней Азии превратятся в плодороднейшие земли. Обретут новую жизнь мертвые пустыни Сахары и Гоби, Виктории и Колорадо. Бездонными кладовыми распахнутся перед человечеством новые житницы. Все это будет, он знает твердо. Но впереди еще немало работы. Десятки людей бок о бок с ним бьются над разгадкой последних тайн «ключа». Десятки, и в том числе этот птенец в оперении смешном и жалком.

– Итак, молодой человек, вас интересует цель нашей поездки? Что ж, любопытство вполне законное. Дело, видите ли, в том, что сегодня на рассвете сообщили о крупных залетах саранчи из-за рубежа.

– Саранча... – разочарованно протянул Эдик. – Значит, речь идет всего-навсего о насекомых...

– Всего-навсего о насекомых, – в тон ему отозвался профессор. – О таких, знаете ли, букашках-таракашках. Кстати, не напомните ли вы мне кое-что о них?

– С огромным удовольствием, Владимир Степанович, – оживился Эдик.

Он задумался на минуту, собираясь с мыслями.

– Насекомые являются одним из классов типа членистоногих, – уверенно начал Красиков. – Классом совершенно особенным, по месту, занимаемому в природе. На сегодняшний день описано более шестисот тысяч видов насекомых, а общее их число, по мнению ряда ученых, достигает 10 миллионов. Видовое богатство их далеко превосходит все прочие группы животных.

– Ага, – проговорил Владимир Степанович, с одобрением глядя на лаборанта. – Ну-с, а чем мы все же объясним его – это самое превосходство?

– Самим строением их организма, – по-прежнему уверенно ответил Красиков. – Например, трахеи, при помощи которых они дышат, достигают у насекомых совершенства...

– Все это так. Но не кажется ли вам, что полет... – подсказал Боровик.

– Да, да, Владимир Степанович, – подхватил Эдик. – Это, разумеется, главный фактор. Полет возникал в истории животного мира по меньшей мере четыре раза: у птерозавров, птиц, летучих мышей и насекомых. Птерозавры вымерли, летучие мыши не получили большого развития, тогда как птицы и насекомые дали наиболее совершенные известные нам типы полета и интенсивное видообразование. Высказывается также соображение о биологической выгодности малого размера тела насекомых, дающего им возможность использовать крохотные укрытия, недоступные крупным позвоночным. Имеет, конечно, значение и способность к массовому размножению, которая у ряда насекомых очень велика. Все вместе взятое, очевидно, и обеспечивает преобладание насекомых над прочими сухопутными беспозвоночными.

– Чуточку книжно, но безусловно правильно, – одобрил профессор. – Признаться, для меня это большой сюрприз. Не рассчитывал на такую обстоятельную подготовленность.

– Я с раннего детства увлекаюсь энтомологией, – скромно опустил глаза Эдик.

– Ага, с детства... Ну что ж, прекрасно, тем легче будет вам войти в курс дела. Нам предстоит война.

– Война?!

– Разумеется, не в полном смысле, без всяких внешних атрибутов. Но в отношении ожесточенности... Достаточно сказать, что во время последней вспышки 1952 года масса саранчи весила значительно больше, чем все людское население земного шара. Ее полеты вызвали опустошения и голод, унесший в странах Азии миллионы человеческих жизней.

– Миллионы жизней? – Красиков был не на шутку поражен. Устроившись в лаборатории профессора Боровика, он по дядюшкиному совету («Учти, племянничек, наука о разных там... хе-хе... букашках – любимый его конек»), принялся было штудировать энтомологию. Однако дальше первой главы дело не пошло. Вызубрив лишь первые страницы, капризный юноша забросил учебники. «Для того чтобы при случае блеснуть перед «патроном», – рассудил он, – хватит и этого...»

– Неужели миллионы человеческих жизней?

– Именно, – подтвердил Владимир Степанович. – И это на счету одной лишь шистоцерки. А теперь представим, что произойдет, если к массовому размножению будут искусственно пробуждены и другие букашки-таракашки. Можете не сомневаться – среди десяти миллионов видов найдется еще немало потенциальных агрессоров.

– Вы говорите – искусственно пробуждены? Но как же это понять, Владимир Степанович?

– Сегодня в нашей лаборатории были высказаны некоторые догадки. Нам еще предстоит кое-что проверить, но... боюсь, они не лишены основания. Дело в том, что...