Шрифт:
Джаз в Одессе
Чикаго блюз
Блюз с дождем
Пивной блюз
Блюз прощанья
Ривьера Майя
древние Майя верили, что человек был сделан из кукурузы
Армянский пейзаж
Джазовое адажио
Я считаю ступени, ведущие к Дюку.Раз, два, три.Я делаю вид, что набил себе руку,чтобы лихо вести удачную жизнь.Четыре, пять.Черноморский бриззавернул мои брюки,дышит в спину —не поверни.Если придется сбежать вниз,то тогда половинукамней ноги сами смогут узнать.На эти я капал мороженымЗа девятнадцать копеекв первом классе.Семь, восемь, девять.А на этих поссорился с другом из-за корма для его канареек.Что поделать. Мы помирились гораздо позжев очереди к кинокассе.Четырнадцать, пятнадцать.Вот тут я споткнулся, чтобы схватиться за твою руку,и пальцы,вздрогнув, переплелись. С тех пор запахом твоей кожиили звукомголоса загорается память.Шестнадцать, семнадцать, двадцать.Я не знаю, как я прожилчерез пустоту, когда ты уехала в эмиграцию.Возможно,я поехал за тобой – догнать и оставить.Я в туристской толпе на пятидесятой ступени.До верха ещё далеко.Я грызу семечки из газетного кулёчкаИ теникаштанов соответствуют точномоему росту.Легкои быстро мимо поднимаются не наши дети.Шестьдесят, семьдесят, девяносто.К залитой солнцем последней площадке,откуда можно заметитьпесчаныедюны вдоль фривейной дороги.Одноэтажный домик.Сто десятая, сто девяносто вторая.Всё. Мостовая —черта.Пологийпляж. И томикстихов на языке, что больше не прочитать.Из другого края.
Зачес туристского парикана черепе 20-го века трущоб Чикаго.Улыбка заката на вершинах готикинебоскребов.Взгляд на стеклянное небо снизу, издалека,жителю бетонного саркофагаслегканапрягает шею.Ноликиподавляющего богатства вжимают пришельцав асфальт тротуаранедостижимостью такой мишени.Июнь в Чикаго.Сирена неслучившегося пожарапрерывает разговори мешает мысли в салат эмоций.Рука тянется к пистолету, которого нет.Суета споткнулась. В её отливе просторулицы.По ней, пожарной в пару,сзади, как куцыйпес, полицейская с обиженным визгом.В остальном, трафик всегда плетется —ремонт дороги или красный свет.Я вдыхал жару,перемещаясь от бара к бару:кондиционер, столики, сцена,хрипит труба,перехватывая виолончель;параиз двух девчонок, смешанная пара,рубаха —бомж под мостом – тряпьё, постельиз спальника, бутылок пластик.Прокрасться мимона побережье, там, где мельот озера приходит в пляж. Затылокоднополой пары.Дом старый.На фасаде подсвечены грифоны.Взмах роскоши другого мира —от пола окна,потолок журчащий красками мозаик,плафоны«тиффани», фойе, квартирыи стайка чаек,пролетающих на этом фоне.Ночь в Чикаго.Снаружи лестница, в ней стонетветер, сбивая с шага.Гостиница, этаж шестой.Одноэтажный житель – я бездомен.Пейзаж прекрасен, холоден, жесток.
Есть грусть.но нету формы для неё.Я научусьвеселью днём,лишь он закончит серый круг.Начнусьиз рук,из детских слов.Еще не радость – запах, миг,рванусьиз них,из голосов.Есть грустьи память от неёне устаёт —один, вдвоём.Строка – ручьи.Опять тоска.Опять ничьиглаза – рассказ,цветы, не знающие ваз.Три штуки, как размер на вальс, —оркестр – дождьпо сцене лужи кружитлист, чернила, тушь,бумаги нож.Тоскаи мокрый запах – влёт.Пускайпоётлуч-саксофон и соло-свет.Сон туч, ветвь.
Ну вот, и закончилось лето. На добрую память.Коричневый эль примиряет с эпохой работы.Чуть-чуть тормозит. Можно в паузу точку поставить.И уж точно избавиться временно от икоты.Кто-тонас вспоминает. Ничего, подождёт.Вот отключен мобильник.Да холодное пиво под тихую речь разговора.Под трубочный дым.О намотанных миляхмы с тобой промолчим.Нам ещё расставаться нескоро.Мы расскажем друг другуо жизни и детях, мешаявремена и событья. С перерывом на вздох.на глоток.Где осевшая пена чуть-чуть уменьшаетразлукудо простого прощанья,что так неизбежно, не вруку.Ты глядишь на восток.Ты чуть-чуть пожимаешь плечами.Здесь, куда ни взгляни,то ли Дальний, то ль Ближний востоки.Мы на западном крае,где скала расправляется с пеной,чтоб стекала она, размывая пески-новостройки.Мы живём в них пока.Ну, нужны же какие-то стены?Ну хотя бы стеклом ограничить от мира пространство,где холодное пиво уже в обрамленье седин.Где мы тихо сидим.И, наверное, в этом есть ещё постоянство.
– Раздевайся,снимай ветер!– Сколько?– Рассвет заплатит!Плетьюпо краю платья.Вестьюо чашке кофе.Высью,заклятьем кровельРано глаза итожить.Звездыслагают память.Бал кожироздан.Одна наледь —паркету вровень.Что дождь по сценена пальцах пауз?Расцепимруки.Не нам Штраус —покупки,грохот.Сорвать пояс!Похоть…Поезд.Ветер.– Как холодно нынче!Вечер на плечи.Оставим приличья,Вчерне набросаем.Отдай расставанье!Нам нет расстоянья.Мы самипричуда, наречье, начало.мы – старая стая.Нас жизнь промолчала,уста не листая.– Как холодно!– Помнишь дорогу обратно?И логово годно,там пятна невнятны.А призрак ушёл,не мешая разбегу…смешок —это воздух к ночлегу,к дождю до рассвета.Стишок.На экспромте кроватиотбрасывать ветери кутаться в платье.Из снега.– Не надо! Не надо!Идущее лето.Беспечное «ладно».И ЭТО…И тема трамваяот струнных по залу.Молчала,ответ разрываяруками.Безденежье словобретя на коленях.
Из рюмки тянет запахам агавы.Февраль над Мексикойсклоняет пальмы в пояс.И проискальбатроса над тарелкой,где стол накрытый,упрощает нравы.(По телефону текстикибезделья.Здесь южный полюсв представлении сеньоритыиздалека, залетом на неделю,с его жарой, что нравится кокетке.)Луны дорожка, приходящая на конус,в барашках волн светящиеся клетки.Здесь танец с карточкойзаводят официанты,не по ранжиру барина представив.(Под ветром кофточкана девушке взлетаети вновь пристанет,лишь порыв утихнет.)Мы – меценаты,если так прикинуть,нельзя нечаянноошибаться с чаевыминичем не выйдя,ни лицом, ни телом грузным,у барной стойки над салфеточным молчаньем.(Шаг вдоль, шаг в сторону, вращение плечами.)Лишь пеликан, пикируя отважно,стал однозначно понимать по-русски.Потомок Майя ест початоккукурузы —una сervezaили dos – уже неважно.Гитара под сомбреро. Джаз ночами.Ривьера Мексики, исполненная песо.
Путешествуя по Кавказу,вспоминаешь правило торговли:внешность продавщицы – движитель успеха.Приятная глазу,она – помехадля проходящих мимо.Так запятая тормозит фразу,выделяя заранее подготовленнуюмысль, что с контекстом не совместима.Так же, паузой среди гор,лежит череда долин – перебортонов от ночного до снежного,в городочках, что в шрамах от древних эпохи от эпох других,с историей, прослеживающейвыживание, тем не менее,наперекорвсему. Здесь церкви восходят с обрывов,чтобы их лучше услышал Бог.Северная Армения,слепленная из острых углов,из помятых зданий,где путник незваныйесли посмотрит, глаза в глаза,то обретает кров.Здесь подставлены взгляду колоколов голосаиз рёбер старых церквей молчаниемнад рекой, насупившей бровиутесов.Внизу бурлит вода оттенка скализ камня цвета старой крови.Земля тут взрослыминечаянносвоих детей рождает.Здесь туча над хребтом всё ожидаетветра,чтоб редко плакать каплями печали,промахиваясь то по лягушкам в речке,то по корове,жующей зелень медленно, в начале,где на плато бугрится крепость «Лори-Берд».Её останки вечностьпоглощает,ровняяконтуры травой по стенам,землей по крышам сохранившихся строений,чтоб, заслоняя свет,в дыру от купола корнями дуло время.На западе долины – красный крест,а на скале с востока – белый.И тысяча минула лет.Кому вот только —остаткам ли от этих стен или скотине?Она всё так же спелыйщиплет корм,довольномотая головой,и плоть её не поменяла формув картинепастбища (не прав был Дарвин).Чего нельзя сказать о камне;он так пророс травой,что взгляд от местности его не отличает.Нога, нечаянноспоткнувшись о булыжник,скорей заметит старую дорогувниз по каньону от моста, что гордонад потоком ещё вздымаетарку. В подмогупамяти на ближнем поворотеврос хачкар,ушедший по плечокреста в коричневом оттенкекружев.История взимает дань, сжимаязрителя в размеры точки.Парподнимая, солнце смотрит точнов душув церквях, прямой лучасоединяя окна в разных стенах.
А когда-нибудь мы остановимсяи накроем время салфеткой.И я возьму твои руки в свои обе.И поцелую твои глаза.Сначала левый, а потом правый.Ветер запутается в твоём платье. Смоковницараспластает над нами ветки,защищая от солнца. И глобуспокатится из под ног назад.А потом нас укроют первобытные травы.Переломится и распадется,Сгнившая давно, твоя клетка.А главынедописанного романа сдует в прошлое,где было ничего нельзя.И ты мне расскажешь про себя всё-всё.Не останется в нашей истории тёмных пятен.И мы поднимемся и пойдём,и узнаём, что ещё не истёкнаш срок.А значит, конец дороги пока ещё не понятен.А значит, можно жить и держаться друг-друга.И пускай суета нас, как щепки,то сводит, а то разводит.Мы когда-нибудь опять остановимсяИ, уже без испуга,снова выдернем из розеткивремя. И не важно,что за окном бушует по нас осень.