Шрифт:
Коммерческий интерес при выпуске календарей стоял далеко не на первом месте (издатели указывали, что продажная стоимость календарной продукции едва покрывала производственные затраты). Деятельность издателей, взявшихся за календарное дело, рассматривалась как значимая для общества и государства, и для такой оценки были основания 16 . Многотиражный печатный календарь был рассчитан на широкие слои населения без сословных, возрастных и гендерных ограничений (на это указывали названия календарей «всеобщий», «русский», «для всех»). Календарь объединял жителей страны едиными интересами – общественными, хозяйственными, бытовыми. Государственные символы и святыни, популярные достопримечательности, почитаемые личности, изображенные на страницах календарей, подчеркивали социальную значимость этих изданий для всех граждан Российской империи.
16
В некрологах издателей выпуски календарей оцениваются как значимый для русского общества вид деятельности («Памяти Германа Дмитриевича Гоппе, основателя и издателя „Всеобщего календаря“: Некролог. 1836–1885. СПб., 1885»).
Печатные календари создавались профессиональным трудом гравера, литографа, художника, составителя текстов и справочных таблиц, а также специалистов в разных областях знаний и практик (врачей, географов, историков, агрономов). Как правило, эта деятельность была анонимна (авторство большинства текстов и рисунков в календарях не указывалось). Такая скромность объясняется вторичностью материала, обычно используемого в календарях. Переработанный и упрощенный текст с броскими картинками и портретами почитаемых людей сделал календарь общенародным изданием. По убеждению Сытина, издателя самого массового календаря в России, материал в календаре должен быть по потребностям читателя, а не по вкусам писателя, и такая позиция оправдала себя в издательской практике 17 .
17
О том, как родилась идея издания массового календаря, и о путях ее реализации см. в воспоминаниях Ивана Сытина «Жизнь для книги» (1960), глава «Календарь».
Образцы календарей и календарных стенок. «Иллюстрированный каталог на 1915 год издательства календарей „Отто Кирхнер“ в Петрограде»
Участие в выпусках календарей известных деятелей (Льва Толстого в качестве составителя «календаря пословиц», Антона Чехова в роли специалиста по вопросам медицины, историка Николая Костомарова для составления хронологических таблиц) не отменяло главного – стиль и содержание диктовал календарь, а не автор, даже если это был известный писатель или опытный специалист. Поэтому для работы в календаре лучше всего годились беллетристы второго-третьего ряда. Они правили бал в беллетристических разделах, сочиняя короткие тексты в жанре биографии, наставления, нравоучительного примера, разговора, юморески или сентенции 18 . От календарных беллетристов требовалось умение писать быстро, выражаться кратко и не иметь претензий на литературное имя. Показательно, что любимым жанром календаря, особенно отрывного, стал анекдот (на историческую или злободневную тему), всегда анонимный. Писателям же, имевшим литературную известность, отводилась в календаре роль почетных гостей: их имена сопровождались хвалебными эпитетами, в которых подчеркивалось общенародное значение их творчества. Календарь никогда не имел дела с непризнанными гениями, дожидаясь, пока они станут всеобщими любимцами (в такой роли могли оказаться и второсортные авторы, вскоре забытые публикой). Похвала живым классикам и уважительный перечень их имен создавали гражданский и культурный имидж издателю и одновременно рекламировали его календарную продукцию. Тексты о писателях и книжных новинках помещались рядом с рекламой разнообразных товаров и коммерческих услуг. Крупные производители (бумажно-беловых товаров, парфюмерии, кондитерских изделий) выпускали собственные календари, рекламируя свою продукцию. Количество рекламы росло одновременно с популярностью и демократизацией календарей, и потребителей такое содружество календаря и рекламы вполне устраивало.
18
Применительно к повествовательным жанрам европейских календарей XVIII–XX веков существует термин «календарные истории». Авторы «календарных историй», в отличие от отечественных тружеников календарного пера, были людьми достаточно известными. Обзор таких авторов от И. П. Гебеля до Б. Брехта см. в ст.: Klingenbok Ur. Kalendergeschichten // Ideologisierte Zeit: Kalender und Zeitvorstellungen im Abendland von der Antike bis zur Neuzeit / Hg. von W. Hameter. Innsbruck: Studien, 2005. Издания текстов: Hebel J. P. Kalendergeschichten. Mit 32 Lithographien von Josef Jakob Dambacher. Berlin; Weimar: Aufbau, 1971; Brecht B. Kalendergeschichten / Сост. и коммент. Е. В. Нарустранг. СПб.: Антология, 2000.
Анонимность календарной продукции сохранялась и в советский период, когда календарь стал общенародным изданием, готовым поспорить с миллионными тиражами советских газет и популярных журналов. Критики и публицисты советского времени жаловались на низкий уровень помещенных в календарях текстов, выражая надежду, что в светлом будущем календари будут культурнее 19 . Этого не произошло, и не только потому, что светлое будущее так и не наступило. Календарь, в отличие от книги или журнала, являлся частью повседневного быта советских людей и вполне соответствовал уровню культуры этого быта.
19
Советский публицист критиковал календари за то, что в них «скандально мало» стихов русской и советской классики, зато много второсортной поэзии. «С горечью листаешь календари и натыкаешься на холодные, наспех сколоченные вирши…» (Воронов В. Летучим языком календаря // Огонек. 1961. № 8. С. 31).
Повседневность и утилитарность стали причиной того, что календарная продукция выпала из поля зрения мемуаристов и историков XIX–XX веков. Из исторической «копилки» пропали печатные ежедневники, заполнение которых было общепринятой житейской практикой. Календари и численники, в отличие от дневников и записей для потомков, не хранились в семейных архивах и не воспринимались как документы памяти. Не считали календари достойными внимания и отечественные литераторы, в том числе бытописатели и очеркисты, хотя многие из них были большими любителями календарей 20 . Одни авторы видели в календарях свидетельство бытовой приземленности, от которой стремились избавить своих героев 21 , другие – проявление официоза, от которого хотели дистанцироваться сами 22 . Календари, несмотря на популярность и ежедневную востребованность, оказались редкими артефактами на страницах художественной и мемуарной литературы.
20
Описанию календарей в ялтинском доме Чехова посвящен раздел в книге: Одинцов Д. С. Календари и люди: Календарная энциклопедия. Ялта, 2001.
21
Простодушный герой «Истории села Горюхина» (1830) Пушкина, читая календарные записи прадеда, восхищается «ясностью и краткостью слова», не замечая удручающих деталей помещичьего быта. «4 мая. Снег. Тришка за грубость бит. 6 – корова бурая пала. Сенька за пьянство бит. 8 – погода ясная. 9 – дождь и снег. Тришка бит по погоде» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 184).
22
Книга Ивана Шмелева «Лето Господне» (1930-е) описывает год жизни московской купеческой семьи, все члены которой строго соблюдают даты церковного календаря. Однако сам месяцеслов в книге не упоминается. Истинную религиозность писатель видел не в синодальном календаре.
Сожаления историков повседневной культуры по этому поводу вполне обоснованны, ведь оторванные странички и записи в календаре служат не меньшим источником знаний о человеке, чем написанные на века тексты 23 . Согласимся со Львом Рубинштейном:
Календарь, вещь сугубо прикладная, эфемерная, является яркой и поучительной приметой своего времени, быть может более наглядной, чем объекты так называемой высокой культуры. Он предназначен, чтобы служить год, а при этом имеет свойство застревать в памяти на целые десятилетия 24 .
23
О значении рукописных ежедневников, которые вели ничем не примечательные обыватели XVIII века, издатель написал трогательно и пафосно одновременно: «Часто только оне одне и сохраняют потомству память о каком-либо важном факте, из мира ли физического, общественной жизни и проч.» (Старые календари / Соч. прот. Г. Петрова и др. Брянск: тип. А. Арцишевского, 1896. С. 128).
24
Рубинштейн Л. Целый год: Мой календарь. М.: Новое литературное обозрение, 2018. С. 7.
Ценность календарей хорошо понимают коллекционеры, и таких увлеченных календарными артефактами любителей немало – как и тех, кто видит в хронологических таблицах и табелях таинственную магию цифр. Календарная тема служит поводом для экзистенциальных пророчеств и исторических аналогий, проникающих даже в серьезные работы по истории календарей, не говоря уже о популярной календаристике (смесь истории, астрономии и эзотерики). «Страсти по календарю» – это не только метафора, но и обозначение эмоционального настроя авторов, апеллирующих к календарной символике и астрономической метафизике 25 . Магия числа и времени всегда притягивала человека, соблазняя выступить в роли общественного пророка или предсказателя личной судьбы 26 . Богаты на всевозможные пророчества и сами календари с их прогнозами и приметами. К счастью (или к несчастью), календарным прогнозам не суждено сбываться (этому мешает их заведомая ангажированность). Прогнозы на будущее забываются вместе с последней перевернутой страницей календаря и воскресают при наступлении нового календарного года 27 .
25
В названии книги Л. А. Волкова «Страсти по февралю: Очерки о календарях» (2016) отражен эмоциональный настрой любителей популярной календаристики. Эти же чувства разделяют многие собиратели и исследователи календарей. «Я ощущаю энергетический заряд, я чувствую мистическую силу, которая могла бы объять весь мир, исходящую от альбома с календариками. Я не знаю, как это описать. Это так экстатично, возбуждающе, сверхъестественно…» (Одинцов Д. С. Календари и люди: Календарная энциклопедия. Ялта, 2001. С. 7). Несмотря на возбуждение, свойственное коллекционерам, оба исследователя хорошо знают свое дело.
26
Пример календарного безумия – периодически возникающие призывы вернуться к старому стилю (по юлианскому календарю), что, по мнению их авторов, чудесным образом обеспечит россиянам благополучную жизнь и экономическое процветание. Об этом же размышляют представители церкви, сравнивая юлианский календарь с «космической поэмой», а григорианский с «сухой бухгалтерией». Предполагается, что без бухгалтерии современные россияне обойдутся, а вот без эсхатологической связи с космосом им придется плохо (Календарный вопрос: Сб. ст. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2000. С. 13).
27
В советской публицистике любили цитировать высказывание Белинского, приписывая критику-демократу способность предвидеть прекрасное советское будущее: «Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940-м году – стоящею во главе образованного мира, дающею законы и науке и искусству и принимающею благоговейную дань уважения от всего просвещенного человечества» (Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 2. М., 1977. С. 515). Этой цитатой завершается «Календарь антирелигиозника на 1939 год». Но не о таком будущем, которое наступило в советской стране в 1940 году, мечтал живший за сто лет до этого «неистовый Виссарион».
Образцы календарных блоков. «Иллюстрированный каталог на 1916 год издательства календарей „Отто Кирхнер“ в Петрограде»
Календарь – справочник по жизни
Основное назначение календарей с метафизикой не связано и носит вполне утилитарный характер – сообщать информацию практического и справочного характера применительно к числам и датам календарного года. На эту важнейшую функцию указывает определение календаря из «Толкового словаря» Владимира Даля – «роспись всех дней в году, с показанием и других, к сему относящихся сведений». В соответствии с этим каждый печатный календарь включал в себя два раздела – календарный и справочный. Календарный раздел давал определение времени (указание чисел, дней недели и месяцев), график трудовой деятельности (рабочие и нерабочие, присутственные и неприсутственные дни), обозначал важные даты (отмечаются как государственные, профессиональные, церковные праздники) и памятных дней.